JК
Дитя Всех цвятых. Цикламор :: Намьяс Жан-Франсуа
Страница: 707 из 763Корабль пристал к острову, и старик сошел на берег; Диана и Сабина последовали за ним. За стеной деревьев посреди небольшого луга на обомшелом постаменте возвышался крест из кованого железа. Здесь!
Франсуа стоял в неподвижности. Душистый июньский ветерок пригибал к земле высокие травы. Обе женщины держались за его спиной.
Когда-то это место называли островом Роз из-за розового куста, который Франсуа посадил на могиле друга. Этот куст так разросся, что, в конце концов, розы покрыли весь островок.
Но не было больше роз на Розовом острове, только шиповник. Чему же удивляться? Любой розовый куст, если перестать за ним ухаживать, возвращается к своей дикой форме. А ведь Туссен был похоронен здесь семьдесят девять лет назад!
Семьдесят девять лет… У Франсуа закружилась голова. Его воспоминания древнее, чем жизнь почти любого из ныне живущих смертных! Что ему делать с такими воспоминаниями? Окунуться в них – все равно, что броситься в пропасть, пытаться управлять ими – все равно, что двигать горы. Сам Франсуа был огромной, толстой книгой, открытой на предпоследней странице: с одной стороны очень тяжелой, с другой – бесконечно легкой. Да, он был книгой, которую нужно удерживать в руках, чтобы она не закрылась сама собой.
Как вернуться к ее первым строкам? У него больше недоставало на это сил. Франсуа знал, что любил Туссена всей душой, и сказал ему об этом… И попросил прощения за то, что не в силах сказать большего.
Франсуа стоял в неподвижности. Душистый июньский ветерок пригибал к земле высокие травы. Обе женщины держались за его спиной.
Когда-то это место называли островом Роз из-за розового куста, который Франсуа посадил на могиле друга. Этот куст так разросся, что, в конце концов, розы покрыли весь островок.
Но не было больше роз на Розовом острове, только шиповник. Чему же удивляться? Любой розовый куст, если перестать за ним ухаживать, возвращается к своей дикой форме. А ведь Туссен был похоронен здесь семьдесят девять лет назад!
Семьдесят девять лет… У Франсуа закружилась голова. Его воспоминания древнее, чем жизнь почти любого из ныне живущих смертных! Что ему делать с такими воспоминаниями? Окунуться в них – все равно, что броситься в пропасть, пытаться управлять ими – все равно, что двигать горы. Сам Франсуа был огромной, толстой книгой, открытой на предпоследней странице: с одной стороны очень тяжелой, с другой – бесконечно легкой. Да, он был книгой, которую нужно удерживать в руках, чтобы она не закрылась сама собой.
Как вернуться к ее первым строкам? У него больше недоставало на это сил. Франсуа знал, что любил Туссена всей душой, и сказал ему об этом… И попросил прощения за то, что не в силах сказать большего.