Дитя Всех святых. Перстень со львом   ::   Намьяс Жан-Франсуа

Франсуа, собираясь оказать графу де Танкарвилю ответную услугу — в благодарность за Луи, — усердно занимался со своим молодым оруженосцем. Более всего Франсуа старался смирить своими уроками его гордыню и научить дисциплине и терпению. Никогда еще Оруженосец не был так возбужден, как в тот вечер. Поэтому Франсуа говорил с юношей серьезнее, чем обычно. Когда праздник окончился, песни умолкли, а костры остались догорать, Франсуа присел к одному из них и приказал Оруженосцу сделать то же самое.

— Что ты надеешься совершить в Англии?

— Покрыть себя славой!

— Нет, Оруженосец. Ты будешь повиноваться мне, как я сам буду повиноваться приказам адмирала.

— Но вы позволите мне, по крайней мере, доказать вам мою храбрость?

— А ты считаешь, что храбрость — главное в рыцаре?

— Конечно, монсеньор!

— Ты узнаешь нечто противоположное. Храбрость — это пустяк, даже животные на нее способны. Настоящий рыцарь, Оруженосец, должен уметь сойти, когда надо, и за труса, и за слабого, и даже за ничтожество…

Франсуа замолчал. Какой-то молодой человек, приблизившись к огню, слушал его с благоговейным вниманием. Франсуа был поражен его сходством с самим собой. Он был таким же двадцать лет назад.

— Кто ты?

— Оруженосец сира де Торси.

— Что ты тут делаешь?

— Слушаю ваши слова, монсеньор…

— Они предназначены не тебе. Оставь нас!

Юноша покорно удалился в темноту, но в глубине души Франсуа был смущен.