Страница:
489 из 556
Они были брошены на пол, повешены на стулья, на руки наблюдающего за танцовщицей осклабившегося царя…
Хакон был настолько ошеломлен ее безумной идеей, что послушно принял гребень и даже несколько раз провел им по густым прядям парика, и только потом опомнился. Он бросил гребень на пол как раз в тот момент, когда Бекк, повернувшись спиной к нему, начала возиться со шнуровкой своего жилета.
— Ты с ума сошел, парень? И что произойдет, когда ты туда явишься?
— Когда мы туда явимся. Тут еще где-то завалялась маска палача. Примерь ее.
Он протянул руку к маске, а потом, опомнившись, отдернул ее.
— Нет! Я спрашиваю, что будет, когда ты начнешь танцевать? Они же сразу поймут, так ведь?
— Что поймут?
— Что поймут?! Боги, дайте мне силы! Что ты — парень!
— Неужели?
Бекк расстегнула жилет и теперь снимала рубашку. А потом пришел черед повязкам, которыми она стягивала грудь.
— Конечно, поймут. — Хакон вздохнул. — Ты же не сможешь провести… Иисусе веселый!
— В чем дело? — Бекк повернулась к нему лицом, уперев руки в бока. — Никогда прежде не видел сисек?
— На парнишке — нет, — пробормотал совершенно смутившийся скандинав. — На парнишке — никогда.
* * *
Это было… странно. Ну-ка… что это было за слово? То, которым пользовался Фуггер?
Парадокс. Еще один парадокс. Этот парадокс относился к боли. Потому что чем большие муки он испытывал, тем больше была награда, когда потом он приходил в сознание после обморока. Его тело по-прежнему находилось в плену, но разум был совершенно ясен. Его мучители уходили — и тогда являлись другие. Его друзья.
Они все приходили к нему.
|< Пред. 487 488 489 490 491 След. >|