JК
Граф Феникс :: Энгельгардт Николай Александрович
Страница: 39 из 461Затем обе певицы, подбоченясь, стали наступать друг на друга, пронзительно крича:
– Я буду говорить, всегда, всюду, что твой старикашка – безнравственная обезьяна! Коротышка! Уродец! Запыхается! Задыхается! Кос! Глух! Скуп! Носит по три года один кафтан! Всем надоедает! Ничего не смыслит в искусстве! Противный! Отвратительный!
– Он в тысячу раз лучше твоего жирного мопса Безбородко! Пьяницы! Грубияна! Варвара! Который таскается по кабакам и непотребным домам и заставляет тебя делить его любовь с уличными грязными тварями!
– Это все же лучше, чем жить со стариком, развалиной, немощным подагриком, только потому, что он главный директор театров и дает тебе первые роли!
– Я живу со стариком, а ты, кроме своего бегемота, с тремя… С несчастным мальчишкой графом Бобринским, которого растлеваешь и довела почти до чахотки, и с братьями, родными братьями!
– Что? Я живу с родными братьями?
– Да, да! Я знаю. С одним Рибасом и с другим Рибасом! Это – смертный грех. Это – кровосмешение.
– Фурия!
– Мегера!
– Цыганка!
– Жидовка!
Певицы до того разъярились, что, казалось, готовы были вцепиться друг другу в волосы.
Граф Феникс внимал перебранке с полнейшим спокойствием, улыбаясь и прихлебывая из кубка.
– Ты – жидовка и готова удавиться за горсть червонцев! – кричала Давия.
– Ты – цыганка, и у тебя нет религии! Ты служишь сатане! – кричала Габриэлли.
– Дура! Обе мы пойдем в ад, если только он существует!
– Слышите! Она не верует в учение святой церкви! Я – жидовка, говоришь ты, но я верую! Я никогда не позволю себе вступить в связь с двумя близкими родственниками одновременно, тем более с родными братьями.
– Какая святая, подумаешь! Кому ты говоришь? Разве я не знаю твоих похождений!
– Ты – кровосмесительница. И я донесу на тебя аббату Николя.
– Ха! Ха! Ха! Доноси хоть самой инквизиции! Мы – в России.
– Я буду говорить, всегда, всюду, что твой старикашка – безнравственная обезьяна! Коротышка! Уродец! Запыхается! Задыхается! Кос! Глух! Скуп! Носит по три года один кафтан! Всем надоедает! Ничего не смыслит в искусстве! Противный! Отвратительный!
– Он в тысячу раз лучше твоего жирного мопса Безбородко! Пьяницы! Грубияна! Варвара! Который таскается по кабакам и непотребным домам и заставляет тебя делить его любовь с уличными грязными тварями!
– Это все же лучше, чем жить со стариком, развалиной, немощным подагриком, только потому, что он главный директор театров и дает тебе первые роли!
– Я живу со стариком, а ты, кроме своего бегемота, с тремя… С несчастным мальчишкой графом Бобринским, которого растлеваешь и довела почти до чахотки, и с братьями, родными братьями!
– Что? Я живу с родными братьями?
– Да, да! Я знаю. С одним Рибасом и с другим Рибасом! Это – смертный грех. Это – кровосмешение.
– Фурия!
– Мегера!
– Цыганка!
– Жидовка!
Певицы до того разъярились, что, казалось, готовы были вцепиться друг другу в волосы.
Граф Феникс внимал перебранке с полнейшим спокойствием, улыбаясь и прихлебывая из кубка.
– Ты – жидовка и готова удавиться за горсть червонцев! – кричала Давия.
– Ты – цыганка, и у тебя нет религии! Ты служишь сатане! – кричала Габриэлли.
– Дура! Обе мы пойдем в ад, если только он существует!
– Слышите! Она не верует в учение святой церкви! Я – жидовка, говоришь ты, но я верую! Я никогда не позволю себе вступить в связь с двумя близкими родственниками одновременно, тем более с родными братьями.
– Какая святая, подумаешь! Кому ты говоришь? Разве я не знаю твоих похождений!
– Ты – кровосмесительница. И я донесу на тебя аббату Николя.
– Ха! Ха! Ха! Доноси хоть самой инквизиции! Мы – в России.