Граф Феникс   ::   Энгельгардт Николай Александрович

Прежде всего слушателей, превосходно владевших французским языком, поразили синтаксические ошибки послания, а Елагина, его читавшего, и орфографические. Потом всех возмутил напыщенный и оскорбительный тон, и особенно обращение во втором лице к Елагину и Голицыну. Впечатление, произведенное опытами некромантики, было испорчено.

– Шарлатанство! – решительно сказал Куракин.

– И кто сей Кофт, пишущий одновременно из Медины, Мемфиса и Иерусалима? – спросил Строганов.

– Но как очутилось послание в гробу? – заинтересовался Гагарин.

– Он сам его написал предварительно и, пользуясь темнотой и общим смятением, сунул в гроб, – решительно заявил Елагин. – Я узнаю его харчевенный слог. И опять прихожу к заключению, что он из поваров, как мои рыцари Розе-Круа! В высшей степени нагло играть с нами такие штуки и потом еще обращаться так дерзко ко мне, великому наместнику, мастеру, статс-секретарю, сенатору и кавалеру!

– Тон письма действительно и шарлатанский и дерзкий. К тому же оно и безграмотное, – решил Строганов.

– Виданное ли дело, что мы стали жертвой ловкого искусника, фокусника и авантюриста, и во всех его чудесах одна ловкость рук, магия, для отвода глаз и только, – возмущался Елагин.

– Что значит утверждение, будто Калиостро сейчас в таком странном месте обретается, что нас он видит, слышит и осязать может, а мы его – нет?

– Если так, то пусть он слышит, что я его наглецом и шарлатаном именую, и видит, что язык ему показываю! – сказал Елагин и действительно показал язык.