JК
Игра кавалеров :: Даннет Дороти
Страница: 384 из 426Разум, способный откликнуться на красоту, подобен сокровищнице со множеством ларцов: слова, звуки, осязаемые контуры, самые утонченные чувственные ощущения оставляют образы, которые хранятся про запас и вызываются по мере нужды.
Попадают в эту копилку и грубые образы — зрелища, запахи и обиды, истинные и воображаемые, которые чувствительный разум воспринимает и глубоко прячет. И вот безобразия, о которых другие давно забыли, только и ждали, чтобы лорд д'Обиньи, отчасти оправдывая себя логикой событий, повернул ручку и открыл запретную дверь. На беззащитного Лаймонда, который стоял перед лучниками, смотрителями, скорчившимся в углу Абернаси, полился сокрушительный поток оскорблений, насмешек и непристойностей, питаемый нелицеприятными и безжалостными намеками, изобилующий отголосками грязных сплетен, самых отвратительных из тех, что когда-либо ходили о деяниях и привычках Лаймонда.
Там были и факты — факты отчасти правдивые, насколько позволяла легенда, созданная о нем другими людьми, факты, которые он никогда не брал на себя труд отрицать. Немало там было и вымысла, но и в нем, пусть в искаженном виде, можно было распознать оригинальный источник, первоначальный изъян, собственно и давший пищу злословию. Лаймонд стоял неподвижно и выслушивал в присутствии других мужчин в адрес своей матери цветистые выражения Сибиллы, которые он некогда изучал на галерах, но с тех пор слышал нечасто.
И все же ему удавалось владеть собой. Малейшее движение было равносильно самоубийству. Оставалось надеяться, что словами удастся отвести поток грязи.
Попадают в эту копилку и грубые образы — зрелища, запахи и обиды, истинные и воображаемые, которые чувствительный разум воспринимает и глубоко прячет. И вот безобразия, о которых другие давно забыли, только и ждали, чтобы лорд д'Обиньи, отчасти оправдывая себя логикой событий, повернул ручку и открыл запретную дверь. На беззащитного Лаймонда, который стоял перед лучниками, смотрителями, скорчившимся в углу Абернаси, полился сокрушительный поток оскорблений, насмешек и непристойностей, питаемый нелицеприятными и безжалостными намеками, изобилующий отголосками грязных сплетен, самых отвратительных из тех, что когда-либо ходили о деяниях и привычках Лаймонда.
Там были и факты — факты отчасти правдивые, насколько позволяла легенда, созданная о нем другими людьми, факты, которые он никогда не брал на себя труд отрицать. Немало там было и вымысла, но и в нем, пусть в искаженном виде, можно было распознать оригинальный источник, первоначальный изъян, собственно и давший пищу злословию. Лаймонд стоял неподвижно и выслушивал в присутствии других мужчин в адрес своей матери цветистые выражения Сибиллы, которые он некогда изучал на галерах, но с тех пор слышал нечасто.
И все же ему удавалось владеть собой. Малейшее движение было равносильно самоубийству. Оставалось надеяться, что словами удастся отвести поток грязи.