Инженю   ::   Дюма Александр

— Так вот, кончится это тем, что я во всем признаюсь отцу, и тогда берегитесь: его горе вам дорого обойдется! Или же — что более достойно порядочной женщины, а главное христианки, — я не скажу ни слова об этой чудовищной истории бедняге, которого вы так подло обвели вокруг пальца, обманули, злоупотребив его доверием! Я буду страдать молча, вы слышите? С моих уст не сорвется ни единой жалобы на вас, но начиная с этого часа вы для меня только предмет отвращения и презрения!

Оже сделал угрожающий жест, но Инженю нисколько это не испугало, и она продолжала:

— Короче говоря, либо через два дня вы докажете свою невиновность публичным поступком, который отомстит за мою поруганную честь, либо будете вынуждены смириться с тем, что каждый раз, когда я пошевелю губами, вам придется понимать это так, что я называю вас трусом и подлецом.

— Отлично! — сказал Оже.

И он ушел, ничего не понимая в том, что произошло, перебирая в своем низменном воображении множество всевозможных догадок и наталкиваясь на множество предположений, столь же невероятных, сколь и ошибочных.

Инженю смотрела, как ушел ее муж, вслушиваясь в звук его шагов; потом, когда шаги на лестнице смолкли, встала и накрепко закрыла дверь; после чего снова опустилась на колени рядом с постелью, шепча молитвы, которые должны были достичь Бога на вершине Царства Небесного, и звала Кристиана таким нежным голосом, что ангел-хранитель его снов, к кому никогда не обращались таким сладостным голосом, побледнел бы от зависти.



XLVI. КАК ГОСПОДИН ГРАФ Д'АРТУА ПРИНЯЛ ОЖЕ

К сожалению, несчастный Кристиан, находившийся на другом конце Парижа, не мог услышать голос Инженю, который утешил бы его.

В этом хаосе событий, в этом лабиринте мыслей Кристиан, подобно Оже, перестал что-либо понимать: он изнемог от горя, тогда как Оже был подавлен страхом и презрением Инженю.