Изгнанник из Спарты   ::   Йерби Фрэнк

Гораздо больше поразили меня картины Полигнота, которые по распоряжению Фе-мистокла были выставлены и в наших филийских храмах, и в самих Афинах. Ах, как я мечтал стать художником! Но, по воле богов, эта проклятая страсть к стихоплетству к тому времени уже овладела мной, хоть я и не догадывался об этом. Десяти лет от роду я стал свидетелем процессии, переносившей останки великого Тесея с острова Скирос в Афины, и сами собой во мне родились строки. Я записал их, но, перечитав спустя некоторое время, с грустью стер с восковой таблички, на которой я так старательно нацарапал их своим детским пером, и предал забвению, которого они заслуживали.

– Вот в этом я сильно сомневаюсь, – вставил Аристон.

– И напрасно. Это было графоманство чистейшей воды. В двенадцать лет я посмотрел «Персов» Эсхила, и моя судьба была предрешена, как я ни противился ей. В семнадцать я посмотрел «Семеро против Фив» – хорегом был Перикл – и окончательно погиб. Точнее, погиб бы, если бы на следующий год не стал эфебом и мне бы не пришлось взять щит и копье и отправиться в поход против фракийцев. И я когда-то был молод и силен, Аристон, сын мой. Так же силен, как ты сейчас. Я выиграл бег на длинную дистанцию в Афинах и панкратеон в Элевсине. Но я все еще страстно хотел стать художником: и, к несчастью для себя, преуспел и на этом поприще.

– К несчастью? – переспросил Аристон. – Почему к несчастью, учитель?

– Да потому что, если бы меня постигла неудача, я просто вынужден был бы гораздо раньше посвятить себя своему подлинному призванию.