Эдинбургская темница   ::   Скотт Вальтер

И все же разве могла она не чувствовать сострадания к существу столь юному и столь несчастному, несчастному настолько, что даже он сам не знал всей глубины постигшего его бедствия, ибо убийство, которое он совершил или в котором по крайней мере участвовал, было в действительности отцеубийством. Она поставила принесенную с собой еду на стол возле юноши, приподняла его и ослабила веревки настолько, чтобы он смог самостоятельно поесть. Он протянул руки, еще обагренные кровью, возможно, кровью его отца, и, не говоря ни слова, стал с жадностью глотать пищу.

— Как тебя зовут? — спросила Джини, чтобы начать разговор.

— Свистун.

— Нет, я имею в виду имя, которое тебе дали при крещении.

— Меня не крестили, и у меня нет никакого имени, кроме этого.

— Бедный, заброшенный, одинокий ребенок! — сказала Джини. — Что бы ты стал делать, если бы тебе удалось убежать из этого места и спастись от ожидающей тебя завтра смерти?

— Уйду к Роб Рою или сержанту Мор Камерону note 115 , чтобы отомстить за смерть Донаха.

— Несчастный ребенок! — произнесла Джини. — Знаешь ли ты, что с тобой будет, когда ты умрешь?

— Перестану голодать да холодать, — угрюмо ответил юноша.

«Допустить, чтобы его казнили в этом ужасном душевном состоянии, — значит дать погибнуть его душе и телу и обречь его на… Я даже боюсь подумать об этом. Но что же делать? Он сын моей сестры, мой родной племянник, наша плоть и кровь, вот он лежит тут, крепко-накрепко связанный веревками».

— Свистун, тебе больно от веревок?

— Очень.

— А если я еще ослаблю их, ты мне зла не сделаешь?

— Нет, не сделаю. Ты ведь ни мне, ни нашим ничего худого не сделала.