Этторе Фьерамоска, или турнир в Барлетте   ::   д’Азельо Массимо

Фанфулла ловил на лету каждое слово, каждое движение доньи Эльвиры, но удовольствия это ему не доставляло: в трепетных взглядах юной испанки ясно можно было прочесть, что Этторе пришелся ей по душе; звуки музыки, танец, пожатие рук и та свобода обращения, которая возникает на балу между людьми, значительно более сдержанными при других обстоятельствах, так возбудили воображение дочери Гонсало, что она едва могла скрыть свои чувства.

Этторе и Фанфулла оба заметили это, первый — с огорчением, второй — с досадой. Фанфулла донимал Фьерамоску намеками и многозначительными взглядами, но тот, не будучи любителем подобных шуток, сохранял серьезный, даже несколько печальный вид, который девушка толковала по-своему, но как далека была она от истины!

Наконец донья Эльвира, со свойственной ей опрометчивостью, улучила минуту, когда Этторе держал ее за руку, наклонилась и шепнула ему на ухо:

— После этого танца я буду ждать на террасе, которая выходит на море; приходите, мне надо поговорить с вами.

Фьерамоска, неприятно пораженный этими словами сулившими ему неизбежные и опаснейшие осложнения, слегка изменился в лице и ничего не ответил, а только кивнул в знак согласия.