Этторе Фьерамоска, или турнир в Барлетте   ::   д’Азельо Массимо

Все глаза обратились к нему, и по их выражению было ясно, что никто не считал возможным оспаривать у него первое место.

— Романелло из Форли. Этторе Джовенале, римлянин. Марко Карреларио, неаполитанец. Гульельмо Альбимонте, сицилиец. Миале из Тройи. Риччо из Пармы. Франческо Саламоне, сицилиец. Бранкалеоне, римлянин. Фанфулла из Лоди.

Если бы тут присутствовал кто-нибудь, не знавший никого из названных воинов, он без труда, только по радостному выражению лиц, узнал бы тех, кого судьба предназначила для благородного подвига. На бледном лице Фьерамоски заиграл яркий румянец; когда он заговорил со своими товарищами, каштановые усы, скрывавшие его верхнюю губу, вздрагивали, выдавая внутреннее волнение. Самые дорогие его мечты могли наконец воплотиться в достойных делах. Наконец-то, говорило его сердце, наконец-то итальянская кровь прольется за дело более почетное, чем защита интересов иноземных захватчиков.

Если бы кто-нибудь в эту минуту сказал Фьерамоске: «Твои товарищи победят, но ты умрешь», — он и то почел бы себя бесконечно счастливым. А тут, к тому же, у него была надежда, больше того — почти уверенность, что он победит и вкусит плоды своей победы. И он уже думал о славном возвращении с поединка, представляя себе празднества и торжества в его честь. Как редко человек может предвидеть свою судьбу! Он воображал всеобщее ликование, мечтал о вечной славе, которая покроет Италию и его собственное имя, думал о том, что самые дорогие ему люди будут гордиться им.