Капитан   ::   Зевако Мишель

 – С какой это стати я… я, всем обязанный королю… и королеве…

– Я же не сказал «вы», – возразил Ришелье, – я сказал «мы» и, если вам угодно, могу сказать «я». Так вот, предположим, что я роковым образом влюбился в дочь человека, которого должен отправить на виселицу или на эшафот, влюбился до такой степени, что рискую навлечь на себя гнев могущественной особы, сделавшей меня первым лицом в государстве… после вас, разумеется' Теперь представьте, что это становится известным. Вы сами понимаете, что мне могут быть предъявлены обвинения в потворстве замыслам заговорщиков и что король, узнав об этом, прямо-таки обязан арестовать меня!

Положение Кончини становилось отчаянным. Огромным усилием воли он взял себя в руки и выпрямился. Надо действовать! Рука его потянулась к ножнам, но тут снова зазвучал бесстрастный, как всегда, голос епископа:

– Добавьте к этому постоянную опасность быть убитым. К счастью, я никогда не снимаю с себя кольчуги, которую не пробить ни ножу Клемана [10] , ни кинжалу Равальяка [11] .

Кончини дышал, точно стреноженный бык. Наконец маршалу удалось подавить смятение. Он уселся на свое место со словами:

– Per la santissima Trinita [12] , дорогой мой господин де Ришелье! Все, что вы сейчас сказали, я и сам твержу себе постоянно, хотя и не могу упрекнуть себя ни в чем, похожем на ту роковую любовь, на которую вы намекали… впрочем, вы говорили о себе.

Именно потому я и решился арестовать герцога Ангулемского. Но как это сделать?

«Теперь можно, ибо она мертва!» – подавляя стон, думал Кончини.