JК
Карнавальная ночь :: Феваль Поль
Страница: 463 из 613В нем хранились всевозможные милые девичьему сердцу безделицы:адреса модных лавок, бальные записочки – кому обещан был контрданс. По-видимому, дневничок не просто принадлежал Ните – она с ним не расставалась: две-три шутки записаны вчера вечером, там же рукою Ниты следующие пять слов: «Леон хочет со мной повидаться».
Как забилось сердце Леона! Но что он испытал, когда расстегнул боковой кармашек с тиснеными золотыми буквами «На память».
Там лежали пять писем, его, Леона, пять писем! Те самые, казавшиеся ему безумием!
Он пересчитал: пять. Напрягшись, Леон вспомнил: написать ей больше он не мог.
Листки пожелтели от времени и казались истертыми. Неужто их перечитывали?
Леон стиснул обеими руками готовую разорваться грудь.
Меж тем графиня дю Бреу де Клар с юношеским проворством садилась в свою коляску. Встреча омолодила ее, она чувствовала себя легче пуха и буквально порхала.
– На улицу Ришелье, к парикмахеру, – бросила она ждавшему приказаний лакею.
И коляска покатила, чуть колыша раскинувшееся на подушках стройное тело. Полосы света газовых фонарей и полосы тьмы поочередно пробегали по ее неподражаемо лукавым губам. Она всю дорогу улыбалась, хотя была одна, и никто не прочел того, что так красноречиво было написано на ее лице.
Она улыбалась.
Как забилось сердце Леона! Но что он испытал, когда расстегнул боковой кармашек с тиснеными золотыми буквами «На память».
Там лежали пять писем, его, Леона, пять писем! Те самые, казавшиеся ему безумием!
Он пересчитал: пять. Напрягшись, Леон вспомнил: написать ей больше он не мог.
Листки пожелтели от времени и казались истертыми. Неужто их перечитывали?
Леон стиснул обеими руками готовую разорваться грудь.
Меж тем графиня дю Бреу де Клар с юношеским проворством садилась в свою коляску. Встреча омолодила ее, она чувствовала себя легче пуха и буквально порхала.
– На улицу Ришелье, к парикмахеру, – бросила она ждавшему приказаний лакею.
И коляска покатила, чуть колыша раскинувшееся на подушках стройное тело. Полосы света газовых фонарей и полосы тьмы поочередно пробегали по ее неподражаемо лукавым губам. Она всю дорогу улыбалась, хотя была одна, и никто не прочел того, что так красноречиво было написано на ее лице.
Она улыбалась.