Кенигсмарк   ::   Бенуа Пьер

И действительно, зал был великолепно убран цветами. Тут были лиловые ирисы и жёлтые розы, но какие огромные, какие прелестные! Ничего подобного нельзя себе и представить.

— Это её родные цветы, волжские ирисы и дагестанские розы. Каждый месяц ей привозят их чуть ли не целый вагон. Она говорит, что здешние цветы кажутся ей жалкими. Не правда ли, они очень красивы?

— Она и сама очень красива, — сказал я, не отдавая себе отчёта в том, что говорю.

Моя собеседница посмотрела на меня и улыбнулась.

Мелузина фон Граффенфрид была одета в атласное платье цвета слоновой кости с тюлевой туникой, вышитой переливчатым жемчугом. Никаких драгоценностей, и только её розовое жемчужное ожерелье обхватывало матовую шею.

С лица её не сходила улыбка; она дышала вся какой-то благоуханной и беззаботной истомой.

— Не правда ли, — пробормотала она и прибавила с внезапной иронией: — Так вы пришли сюда, чтобы мечтать о ней среди её цветов. Я это ей сейчас скажу.

— Мадемуазель, прошу вас…

— Нет, нет! Вас надо познакомить; я хочу, чтобы вы нас навещали. Ведь мы так скучаем: всё Гаген и Гаген. Нельзя сказать, чтобы он всегда был забавен.

— Он влюблён в неё, правда? — сказал я, подойдя ближе к ней.

Мелузина засмеялась.

— Он слишком скучен для этого.

— А она?

— Господин Виньерт, — сказала Мелузина, ещё сильнее засмеявшись, — вы переходите из одной крайности в другую; от крайнего смирения к крайней нескромности.