Колумб   ::   Сабатини Рафаэль

Как загнанное в западню животное, он в страхе прижался к стене, а затем, разглядев, кто пришел, подался вперед, к сестре.

Тюремщик поставил фонарь рядом с ней на верхнюю из трех ступеней, ведущих вниз. Ла Хитанилья спустилась вниз на одну ступеньку, но тут же отшатнулась от чавкающей грязи. Тюремщик громко расхохотался.

— Да, чистота тут не та, что в дамской гостиной. Но он именно здесь. Мне приказано оставить вас с ним на десять минут.

Гулко хлопнула дверь, брат и сестра остались наедине.

На мгновение в камере повисло тяжелое молчание. Затем Пабло разлепил губы, прохрипев имя сестры.

— Беатрис!

Из ее глаз брызнули слезы.

— Мой бедный Пабло!

Голос ее оборвался рыданием, лишь разъярившим Пабло.

— Пожалей, пожалей меня, тем более что я очутился здесь по твоей милости. Зачем ты пришла?

— О Пабло! Пабло! — с упреком воскликнула она.

— Пабло! Пабло! — передразнил Беатрис брат. — Или я не прав? Или ты скажешь, что не по твоему желанию мы переехали в эту проклятую Венецию? Разве нам плохо жилось в Милане? Разве ты не достаточно зарабатывала там?

Упреки брата не удивили Беатрис. Она привыкла получать их за все хорошее, что делала для него. И принимала с тем же смирением, с каким принимала отсутствие в нем мужского характера. Пабло же, как все эгоисты, считал себя жертвой чьих-то козней, никогда не признавая за собой никакой вины.

Но его последний выпад был столь чудовищно несправедлив, что Беатрис решилась возразить брату.