JК
Конунг. Властитель и раб :: Холт Коре
Страница: 431 из 477Люди чихали, ругались, но снова брались за дело, увидев поблизости конунга. «Почему она поет?» – спросил он.
В доме сидела старуха и пела. Глупо сказать: «В доме», – ибо мы разобрали крышу. Внутрь упал дерн, и огонь в очаге потух, но она сходила к соседям и вновь развела огонь. Села у очага. Не посмотрев на нас. Снова запела грустную песню, а может – не с грустью, а страстью и пылом? Не знаю. Голос ее был скрипучий. Может, она призывала на помощь Бога, но тогда ей хорошо удалось скрыть свой призыв. Если же она кликала дьявола, чтоб одолеть конунга, то клич ее тоже услышать было не легче. Но петь она пела. Все громче и громче. —Почему она поет? – все допытывался конунг.
– Я не знаю, – отрезал я.
Наши люди уже порядочно потрудились, разбирая стены, и нам стала видна голова старухи.
– Ты не можешь пойти и спросить у нее, почему она поет? – не отставал конунг.
– Разве не следует мне сперва подождать, когда разберут ее дом? – ответил я. И когда оставалось всего одно бревно от стены, я перешагнул через него, откашлялся и учтиво спросил, не желает ли она рассказать конунгу, отчего она поет в такой день. Она не ответила.
А люди затесали бревна и вскоре унесли их к горе.
Конунг опять вспылил, как это часто бывало в последнее время. Я шел за ним в монастырь святого Олава, где мы остановились на ночлег. Он бежал впереди меня, ни разу не обернувшись.
***
В такую же ночь, как эта, меня разбудили мои люди, которые стояли в дозоре у подножия �
В доме сидела старуха и пела. Глупо сказать: «В доме», – ибо мы разобрали крышу. Внутрь упал дерн, и огонь в очаге потух, но она сходила к соседям и вновь развела огонь. Села у очага. Не посмотрев на нас. Снова запела грустную песню, а может – не с грустью, а страстью и пылом? Не знаю. Голос ее был скрипучий. Может, она призывала на помощь Бога, но тогда ей хорошо удалось скрыть свой призыв. Если же она кликала дьявола, чтоб одолеть конунга, то клич ее тоже услышать было не легче. Но петь она пела. Все громче и громче. —Почему она поет? – все допытывался конунг.
– Я не знаю, – отрезал я.
Наши люди уже порядочно потрудились, разбирая стены, и нам стала видна голова старухи.
– Ты не можешь пойти и спросить у нее, почему она поет? – не отставал конунг.
– Разве не следует мне сперва подождать, когда разберут ее дом? – ответил я. И когда оставалось всего одно бревно от стены, я перешагнул через него, откашлялся и учтиво спросил, не желает ли она рассказать конунгу, отчего она поет в такой день. Она не ответила.
А люди затесали бревна и вскоре унесли их к горе.
Конунг опять вспылил, как это часто бывало в последнее время. Я шел за ним в монастырь святого Олава, где мы остановились на ночлег. Он бежал впереди меня, ни разу не обернувшись.
***
В такую же ночь, как эта, меня разбудили мои люди, которые стояли в дозоре у подножия �