JК
Сицилийский специалист :: Льюис Норман
Страница: 395 из 398Эрнесто бормотал себе под нос какие-то мексиканские стихи и крестился всякий раз, как самолет попадал в воздушную яму. Они пролетели Хьюстон, впереди темнел Мексиканский залив. Солнце уже готовилось исчезнуть за горизонтом где-то в районе Корпус-Кристи, над которым, словно голубой дым, висела раскаленная мгла. Все шло как будто нормально. Пролетая над Хьюстоном, Морган сделал жест в сторону приборов и поднял вверх большой палец, чтобы заверить Марка, что горючего вполне достаточно.
Операция была выполнена — последняя операция такого рода для Марка. Внезапно он почувствовал себя опустошенным, как поэт, у которого пропало вдохновение. Иссякло какое-то таинственное вещество, вырабатываемое его организмом и до сих пор защищавшее его от страха. Исчезла холодная веселость, которую он испытывал при уничтожении марокканцев и позже, когда он лично возглавлял ликвидацию шайки Мессины, и еще совсем недавно, когда он был свидетелем смерти Кобболда. В Далласе он был спокоен, но угрюм, точно человек, потерявший свое призвание. Это был первый признак внутреннего протеста. В нем что-то сломалось; он больше не был самим собой.
Спина, который ждет их на маленьком аэродроме, будет удивлен и рад, увидев его снова. Наверное, он возобновит свои уговоры, но Марк тактично откажется.
Он испытывал новое ощущение свободы, но вместе с ней пришло и чувство какой-то опустошенности и подавленности. В течение двадцати лет он подчинялся такой жесточайшей дисциплине, какой не существует ни в одной армии мира.
Операция была выполнена — последняя операция такого рода для Марка. Внезапно он почувствовал себя опустошенным, как поэт, у которого пропало вдохновение. Иссякло какое-то таинственное вещество, вырабатываемое его организмом и до сих пор защищавшее его от страха. Исчезла холодная веселость, которую он испытывал при уничтожении марокканцев и позже, когда он лично возглавлял ликвидацию шайки Мессины, и еще совсем недавно, когда он был свидетелем смерти Кобболда. В Далласе он был спокоен, но угрюм, точно человек, потерявший свое призвание. Это был первый признак внутреннего протеста. В нем что-то сломалось; он больше не был самим собой.
Спина, который ждет их на маленьком аэродроме, будет удивлен и рад, увидев его снова. Наверное, он возобновит свои уговоры, но Марк тактично откажется.
Он испытывал новое ощущение свободы, но вместе с ней пришло и чувство какой-то опустошенности и подавленности. В течение двадцати лет он подчинялся такой жесточайшей дисциплине, какой не существует ни в одной армии мира.