JК
Мечи с севера :: Триз Генри
Страница: 171 из 229Услышав его слова, Харальд запыхтел, да с такой натугой, что, казалось, вот-вот задохнется, потом, страшно побледнев, произнес свистящим шепотом:
– Кто это хочет помешать мне? Скажите мне имя этого человека!
Эйстейн пытался его успокоить, но он все повторял, как в бреду:
– Скажите мне имя этого человека!
Наконец, Ульв опять не выдержал:
– Ты отлично знаешь мое имя, сын Сигурда. Мы вместе не год и не два, и если ты все еще не уразумел, как меня зовут, значит, ты – действительно самый большой дурак во всем христианском мире.
Хельге подступил к Харальду, чтобы удержать, если он вдруг бросится на Ульва, но Харальд вздрогнул, как будто ему на голову вылили ушат холодной воды и сказал неожиданно спокойно:
– Что же, братья, значит, дело решено. Принесите мне все деньги, что хранятся в казне, а золотые и серебряные сосуды пойдут на жалование моим воинам. Налог на воздух пока вводить не будем. Мне и самому эта мысль не очень-то пришлась по душе, когда Эйстейн высказал ее.
Казна была разграблена, и Харальд отправил свою долю, весьма и весьма внушительную, на одном из драккаров в Киев, на сохранение отцу своей невесты, князю Ярославу.
Через месяц Харальд прибрал к рукам казну Тарры и послал на север еще один драккар с добычей. Затем он сжег три деревни между Фестеем и Идой, потому что крестьяне отказались платить новый налог на скот.
– Я чуть ли не жалею о том, что Отвиль недостаточно сильно ударил его копьем тогда в лесу, – признался Ульв Эйстейну. – Из-за него у нас дурная слава. Ты заметил, что стоит нам выйти из городских стен, как нас окружает пустота: ни людей, ни скотины. Все живое прячется при нашем приближении. Не нравится мне это, брат.
– Прежде и я, и моя дружина, честно зарабатывали себе на хлеб, пусть это нелегко было сделать, – ответил Эйстейн.
– Кто это хочет помешать мне? Скажите мне имя этого человека!
Эйстейн пытался его успокоить, но он все повторял, как в бреду:
– Скажите мне имя этого человека!
Наконец, Ульв опять не выдержал:
– Ты отлично знаешь мое имя, сын Сигурда. Мы вместе не год и не два, и если ты все еще не уразумел, как меня зовут, значит, ты – действительно самый большой дурак во всем христианском мире.
Хельге подступил к Харальду, чтобы удержать, если он вдруг бросится на Ульва, но Харальд вздрогнул, как будто ему на голову вылили ушат холодной воды и сказал неожиданно спокойно:
– Что же, братья, значит, дело решено. Принесите мне все деньги, что хранятся в казне, а золотые и серебряные сосуды пойдут на жалование моим воинам. Налог на воздух пока вводить не будем. Мне и самому эта мысль не очень-то пришлась по душе, когда Эйстейн высказал ее.
Казна была разграблена, и Харальд отправил свою долю, весьма и весьма внушительную, на одном из драккаров в Киев, на сохранение отцу своей невесты, князю Ярославу.
Через месяц Харальд прибрал к рукам казну Тарры и послал на север еще один драккар с добычей. Затем он сжег три деревни между Фестеем и Идой, потому что крестьяне отказались платить новый налог на скот.
– Я чуть ли не жалею о том, что Отвиль недостаточно сильно ударил его копьем тогда в лесу, – признался Ульв Эйстейну. – Из-за него у нас дурная слава. Ты заметил, что стоит нам выйти из городских стен, как нас окружает пустота: ни людей, ни скотины. Все живое прячется при нашем приближении. Не нравится мне это, брат.
– Прежде и я, и моя дружина, честно зарабатывали себе на хлеб, пусть это нелегко было сделать, – ответил Эйстейн.