JК
На расстоянии крика :: Наумов Сергей
Страница: 57 из 59Он пил, захлебываясь, горячий кофе прямо из термоса, Лотта с улыбкой смотрела на него, потом тихонько засмеялась, прикрыв рот ладонью.
– Ты чего?
– Ты рыжий, Андрюша... Я все думала, какой ты, с головы – седой... не поймешь. А борода выдала... Рыжий...
Андрей провел рукой по щеке – трехдневная щетина сухим репейником обметала подбородок и скулы – и тоже засмеялся мелким тугим смешком, держась обеими руками за голову, потому что смеяться было больно.
– Хочешь, я прочту тебе стихотворение Пушкина?
– Зачем?
– Я давно ни с кем не говорила по-русски, Андрюша.
– Наговоримся еще, – посмеиваясь, сказал Седой, – спускаться вниз, считай, сутки.
– Нет, ты послушай. И не смейся. Так нужно... мне.
– Закурить бы сейчас, – пробормотал разведчик.
– Кури. И слушай... – Лотта протянула ему пачку сигарет. – Я нашла их в ранце вместе с контейнером... А это тоже трофей. – Она щелкнула изящной зажигалкой.
После первой же затяжки у Седого закружилась голова.
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле...
Лотта читала негромко, без особого выражения, словно вела беседу:
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук...
Ирония возвращалась к Седому вместе с привычным ощущением силы и легкости.
– Ты чего?
– Ты рыжий, Андрюша... Я все думала, какой ты, с головы – седой... не поймешь. А борода выдала... Рыжий...
Андрей провел рукой по щеке – трехдневная щетина сухим репейником обметала подбородок и скулы – и тоже засмеялся мелким тугим смешком, держась обеими руками за голову, потому что смеяться было больно.
– Хочешь, я прочту тебе стихотворение Пушкина?
– Зачем?
– Я давно ни с кем не говорила по-русски, Андрюша.
– Наговоримся еще, – посмеиваясь, сказал Седой, – спускаться вниз, считай, сутки.
– Нет, ты послушай. И не смейся. Так нужно... мне.
– Закурить бы сейчас, – пробормотал разведчик.
– Кури. И слушай... – Лотта протянула ему пачку сигарет. – Я нашла их в ранце вместе с контейнером... А это тоже трофей. – Она щелкнула изящной зажигалкой.
После первой же затяжки у Седого закружилась голова.
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле...
Лотта читала негромко, без особого выражения, словно вела беседу:
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук...
Ирония возвращалась к Седому вместе с привычным ощущением силы и легкости.