Нострадамус   ::   Зевако Мишель

Монах остановился в двух шагах от узника, перекрестился и сказал:

— Молодой человек, если вы захотите быть искренним и объясните мне, при помощи какого колдовства вы заставили встать и пойти парализованную девочку, я обещаю вам использовать для вашего блага всю свою власть, а она, поверьте, очень велика.

Рено попытался собрать все свои силы, все таинственные ресурсы, которыми располагал, чтобы заставить себя избавиться от бесполезной боли, от черных мыслей. Он принялся рассматривать стоявшего перед ним человека. Главное в его жизни сейчас, самое главное в эту минуту заключалось в одном: выйти из этой тюрьмы — и выйти не завтра, даже не сегодня вечером, а немедленно, потому что и завтра, и сегодня вечером будет поздно…

— Мессир, — сказал он, и любой, кто взглянул бы на него со стороны, легко представил бы себе, как он горд тем, что ценой огромных усилий может думать, говорить, рассуждать в ту минуту, когда все внутри его рухнуло и весь мир вокруг него разваливался на части. — Мессир, не соизволите ли сказать мне, кто вы?

— Не вижу в том никаких затруднений, — ответил монах. — Я Лойола.

Рено вздрогнул.

— Да, просто Лойола, — продолжал монах, — и если бы смог сказать о себе с еще большим смирением, то сделал бы это. Хотя когда-то я был дворянином и меня называли господином Лойолой. Из этого вы можете сделать вывод о том, что я многое пережил и что мне знакомы все человеческие слабости, потому можете говорить смело.

— Я слышал об Игнатии Лойоле, — сказал Рено, — и знаю, какой великий ум помогает ему все понимать.