Нострадамус   ::   Зевако Мишель

Если бы было не так темно, они бы увидели, как закатились и словно остекленели глаза Мари, они бы увидели, как выпрямилось и напряглось ее тело, увидели бы, как в экстатической улыбке застыли ее губы… Но они смогли только услышать голос Рено, в котором звучали одновременно берущая за сердце нежность и власть, которой невозможно сопротивляться. Вот что говорил этот голос:

— Мари, дорогая моя Мари, ты меня слышишь?

— Да, возлюбленный мой, — отвечала молодая женщина, и казалось, будто ее голос доносится издалека, будто он пробивается сквозь пелену тумана.

— Возьми эту записку, обожаемая Мари…

— Я взяла ее, дорогой супруг…

— Хорошо… ТЕПЕРЬ ПРОЧТИ ЕЕ МНЕ!

Роншероль и Сент-Андре, пораженные тем, что происходило перед ними, попятились.

— Так как же, — продолжал Рено, — можешь ты прочесть письмо?

— Сейчас попробую, любимый, — ответила Мари с какой-то сверхчеловеческой нежностью. — Я думаю, мне это удастся… Вот первые буквы, они уже вырисовываются… Одно слово, два слова… Да! Вот эти два слова: «Господин Рено!»…

Мари замолкла. Роншероль и Сент-Андре задрожали от охватившего их ужаса. Мари читала записку в полной темноте! Мало того. Мари читала ее, не раскрывая, не развернув листок, даже не сняв восковой печати!

— Очень хорошо, моя дорогая, — ласково сказал Рено. — Но надо продолжать… Попробуй… Постарайся…

И тогда снова раздался голос Мари, он все еще был полон глубокой нежности, но стал более слабым, неуверенным, будто она, как ребенок, читала по складам.

— Погоди минутку… О! — воскликнула она с любопытством.