JК
Ой, зибралыся орлы... :: Серба Андрей Иванович
Страница: 20 из 140Что такое Очаков и Кинбурн ведаешь?
Поручик обиженно поджал губы.
— За кого меня принимаешь? Кинбурн и Очаков — турецкие крепости, что с левого и правого берега запирают выход из Днепровского лимана в море. У обеих крепостей постоянно находится несколько неприятельских кораблей, кои також стерегут выход из лимана.
— Верно, друже. Сегодняшней ночью нам и надлежит проскользнуть мимо вражьих фортеций в море. Без боя и с малыми потерями… А деревья, о коих ты любопытствовал, должны сыграть в этом деле не последнюю роль.
— Мудрено говоришь, сотник.
— Ничего, сейчас растолкую понятливей. Уха еще не поспела, так что времечко имеется.
Получуб вытащил изо рта люльку, смачно сплюнул на пальцы правой руки, ласково провел ими по чубу, или, как называют его запорожцы, оселедцу [2] . Сотник был далеко не красавец: грубые черты лица, обветренная, шелушащаяся, бронзовая от весеннего загара кожа, маленькие, в сетке ранних морщинок глаза, длинные висячие усы. Зато оселедец был его красой и гордостью: иссиня-черный, вьющийся на конце, трижды обмотанный вокруг левого уха и даже после этого спускавшийся до плеча. За ним Получуб следил и ухаживал, как добрая панночка за любимой косой: каждую неделю подфабривал, постоянно умащивал дорогими пахучими снадобьями, на ночь перевязывал ленточками, дабы волосы вились, как на хвосте у овцы. Оселедцу сотник посвящал все свободное от походов и пребывания в шинках время, и был он у него всем на зависть.
Поручик обиженно поджал губы.
— За кого меня принимаешь? Кинбурн и Очаков — турецкие крепости, что с левого и правого берега запирают выход из Днепровского лимана в море. У обеих крепостей постоянно находится несколько неприятельских кораблей, кои також стерегут выход из лимана.
— Верно, друже. Сегодняшней ночью нам и надлежит проскользнуть мимо вражьих фортеций в море. Без боя и с малыми потерями… А деревья, о коих ты любопытствовал, должны сыграть в этом деле не последнюю роль.
— Мудрено говоришь, сотник.
— Ничего, сейчас растолкую понятливей. Уха еще не поспела, так что времечко имеется.
Получуб вытащил изо рта люльку, смачно сплюнул на пальцы правой руки, ласково провел ими по чубу, или, как называют его запорожцы, оселедцу [2] . Сотник был далеко не красавец: грубые черты лица, обветренная, шелушащаяся, бронзовая от весеннего загара кожа, маленькие, в сетке ранних морщинок глаза, длинные висячие усы. Зато оселедец был его красой и гордостью: иссиня-черный, вьющийся на конце, трижды обмотанный вокруг левого уха и даже после этого спускавшийся до плеча. За ним Получуб следил и ухаживал, как добрая панночка за любимой косой: каждую неделю подфабривал, постоянно умащивал дорогими пахучими снадобьями, на ночь перевязывал ленточками, дабы волосы вились, как на хвосте у овцы. Оселедцу сотник посвящал все свободное от походов и пребывания в шинках время, и был он у него всем на зависть.