Олимпия Клевская   ::   Дюма Александр

Жалюзи, правда, были уже закрыты на втором и, по-видимому, единственном обитаемом этаже, но сквозь них просачивалось розоватое свечение, смягченное шелковыми занавесями и выдающее либо будуар, либо спальню хорошенькой женщины.

Баньер — Ирод поглядел на очаровательное розовое сияние, глубоко вздохнул и постучал в дверь Шанмеле.

Но, вероятно, нежилой вид этого обиталища на сей раз не обманывал: там было пусто, поскольку в ответ на три гулких удара в дверь за нею ничто не шелохнулось.

Баньер постучал шесть раз. Снова молчание.

Баньер постучал девять раз.

До сих пор он прибавлял по три удара, прибегая к числу, любимому, как известно, богами, но, видя, что на его девять ударов не отвечают, наш послушник начал терять терпение и забарабанил так усердно, что не замедлил перебудить всех собак в трех или четырех окрестных домах, так что поднялся целый концерт завываний, представлявший всю гамму от тонкого визга до басовитого лая. Несомненно, удары дверного молотка и собачий аккомпанемент неприятно потревожили постояльцев соседнего дома, ибо одно из подбитых такой приятной розовой подкладкой жалюзи приотворилось, и молоденькая служанка, настоящая комедийная Мартон, в голубом ночном чепце, надвинутом на уши, просунула голову в просвет и тоненьким кисло-сладеньким голоском пропищала:

— Кто же это так шумит в столь поздний час?

— Увы, мадемуазель Клер, это я! — отвечал Баньер.