JК
Первая встречная :: Соколов Борис Николаевич
Страница: 97 из 192Он бросился в толпу, заметался, очутился на Октябрьском вокзале, объятый страхом, купил билет и уехал в Ленинград. В поезде впервые за последнее время, убаюкиваемый мягким покачиванием вагона, успокоился. Сердце билось нормально, и только дрожавшие кончики пальцев выдавали его состояние.
Вернувшись повеселевшим из ресторана, он разговорился с попутчиками, почувствовал себя таким же, как они.
Сидевшие в купе говорили о работе, спорили, ругали какой-то совнархоз, давший заводу, по их мнению, завышенный план, а он сидел, слушал… и не понимал. «Мне бы их заботы!» – разглядывая сидевших в купе, думал он.
Исчерпав тему, один из пассажиров развернул газету и вслух прочел сообщение о сбитом под Свердловском американском самолете. Все слушали молча, не перебивали, и внимательнее всех был Митин. Как только читавший замолчал, сидевшие в купе начали бурно комментировать сообщение. Досталось и Эйзенхауэру, и Даллесу. Митин даже поежился от резкости, с какой они отзывались о них. Опешив, он рассматривал говоривших, но потом понял, что молчать нельзя, и тоже начал ругать американскую военщину. Вначале вяло поддакивал, но, припомнив свои обиды, разгорелся и не особенно выбирал выражения. Но, ругая, все время следил за глазами сидевших – ему казалось, что они подозревают, догадываются, кто он.
Только поздно вечером, когда все начали укладываться спать, Митин влез на верхнюю полку и, продолжая осторожно наблюдать за своими попутчиками, задремал. Внизу засмеялись.
Вернувшись повеселевшим из ресторана, он разговорился с попутчиками, почувствовал себя таким же, как они.
Сидевшие в купе говорили о работе, спорили, ругали какой-то совнархоз, давший заводу, по их мнению, завышенный план, а он сидел, слушал… и не понимал. «Мне бы их заботы!» – разглядывая сидевших в купе, думал он.
Исчерпав тему, один из пассажиров развернул газету и вслух прочел сообщение о сбитом под Свердловском американском самолете. Все слушали молча, не перебивали, и внимательнее всех был Митин. Как только читавший замолчал, сидевшие в купе начали бурно комментировать сообщение. Досталось и Эйзенхауэру, и Даллесу. Митин даже поежился от резкости, с какой они отзывались о них. Опешив, он рассматривал говоривших, но потом понял, что молчать нельзя, и тоже начал ругать американскую военщину. Вначале вяло поддакивал, но, припомнив свои обиды, разгорелся и не особенно выбирал выражения. Но, ругая, все время следил за глазами сидевших – ему казалось, что они подозревают, догадываются, кто он.
Только поздно вечером, когда все начали укладываться спать, Митин влез на верхнюю полку и, продолжая осторожно наблюдать за своими попутчиками, задремал. Внизу засмеялись.