JК
Песни чёрного дрозда :: Пальман Вячеслав Иванович
Страница: 255 из 283Не только решётка, но и воздвигнутая им самим глухая стена безразличия, равнодушия, тоски отделила его от остального мира. Вскоре он забыл детали пленения, лица лесников, так коварно заманивших его в клетку, но все случившееся постоянно связывалось в сознании с запахом Человека и собаки, предавших его.
Ушла свобода, а с ней ушла и жизнь. На что она?
Рухнуло доверие, с таким трудом выросшее за этот год.
Ничего не осталось.
Лобик не ел и не вставал. Лишь когда ночь спускалась на рощу и горы, когда смолкал гул близкого города и пустели дорожки в самой роще, он позволял себе встать на ослабевшие лапы и начинал осторожно ходить вдоль четырех стенок своей тюрьмы. Он в сотый раз исследовал каждый уголок клетки, трогал один за другим прутья, ковырял пол. Становился на задние лапы и проверял прочность потолочной решётки. Вдруг что-нибудь ослабело за день, порвалось, согнулось, исчезло?..
Однажды под утро, уставши от исследований, он остановился над ведёрком, опустил морду и сухим, отвыкшим от пищи языком лизнул холодную похлёбку. Вкус её показался незнакомым и поначалу не привлёк. Но уже через пять минут рот наполнился слюной, и он впервые за дни пленения ощутил желание поесть.
С этого дня он начал вылизывать ведро.
«Тоскуй не тоскуй, а есть-то надо…»
Слабость ещё оставалась, но когда Лобик теперь подымался по ночам, он чувствовал себя твёрже, и лапы его, раскачивающие решётку, вновь начали обретать силу.
Днём он по-прежнему дремал и старался не замечать, что вокруг.
Ушла свобода, а с ней ушла и жизнь. На что она?
Рухнуло доверие, с таким трудом выросшее за этот год.
Ничего не осталось.
Лобик не ел и не вставал. Лишь когда ночь спускалась на рощу и горы, когда смолкал гул близкого города и пустели дорожки в самой роще, он позволял себе встать на ослабевшие лапы и начинал осторожно ходить вдоль четырех стенок своей тюрьмы. Он в сотый раз исследовал каждый уголок клетки, трогал один за другим прутья, ковырял пол. Становился на задние лапы и проверял прочность потолочной решётки. Вдруг что-нибудь ослабело за день, порвалось, согнулось, исчезло?..
Однажды под утро, уставши от исследований, он остановился над ведёрком, опустил морду и сухим, отвыкшим от пищи языком лизнул холодную похлёбку. Вкус её показался незнакомым и поначалу не привлёк. Но уже через пять минут рот наполнился слюной, и он впервые за дни пленения ощутил желание поесть.
С этого дня он начал вылизывать ведро.
«Тоскуй не тоскуй, а есть-то надо…»
Слабость ещё оставалась, но когда Лобик теперь подымался по ночам, он чувствовал себя твёрже, и лапы его, раскачивающие решётку, вновь начали обретать силу.
Днём он по-прежнему дремал и старался не замечать, что вокруг.