JК
Песни чёрного дрозда :: Пальман Вячеслав Иванович
Страница: 45 из 283А маленький Саша улыбнулся лукаво и недоверчиво: эти взрослые такие путаники…
В машине Таня выглядела строже, её лицо подёрнулось горечью. Они молча сидели сзади, касаясь друг друга плечами. Маленький Саша после небольшого спора с матерью отвоевал себе переднее кресло. Вернулась неловкость. Молчали или перебрасывались редкими, ничего не значащими фразами. Саша застенчиво разглядывал Татьяну.
Она показалась ему худенькой, несчастной и как будто подросшей. Может быть, потому, что на ней была строгая белая блузка и юбочка ниже колен, современная чёрная юбочка с широким поясом, а лицо ещё не высохло от слез. Что-то новое и чужое было в этом лице. Строгость, что ли, или уже выверенная привычка к протесту, готовность к спору, решительной самозащите? Но когда она бессознательным жестом отвела тыльной стороной ладони волосы со лба — не испорченные краской, все те же золотистые волосы девичьей поры, — он улыбнулся, и она тихонько улыбнулась ему в ответ.
— Сильно я изменилась?
— Да, конечно.
— И ты тоже.
— Старый стал?
— Нет. Мужественный.
— Платон ставит мужество на последнее место в ряду других добродетелей…
Она как будто не слышала.
— Ты цельный человек, Саша, — сказала потом убеждённо. — Уверенный в себе. Хорошо это. Нужно.
В словах этих он уловил укор тому, другому. Не цельному. Что ж, в оценке своего мужа она права, Саша ведь тоже узнал Виталия с другой, так сказать, стороны.
Он осторожно спросил:
— Муж приедет?
— Нет. Он в Москве.
— Ты сообщила ему?
— Да.
В машине Таня выглядела строже, её лицо подёрнулось горечью. Они молча сидели сзади, касаясь друг друга плечами. Маленький Саша после небольшого спора с матерью отвоевал себе переднее кресло. Вернулась неловкость. Молчали или перебрасывались редкими, ничего не значащими фразами. Саша застенчиво разглядывал Татьяну.
Она показалась ему худенькой, несчастной и как будто подросшей. Может быть, потому, что на ней была строгая белая блузка и юбочка ниже колен, современная чёрная юбочка с широким поясом, а лицо ещё не высохло от слез. Что-то новое и чужое было в этом лице. Строгость, что ли, или уже выверенная привычка к протесту, готовность к спору, решительной самозащите? Но когда она бессознательным жестом отвела тыльной стороной ладони волосы со лба — не испорченные краской, все те же золотистые волосы девичьей поры, — он улыбнулся, и она тихонько улыбнулась ему в ответ.
— Сильно я изменилась?
— Да, конечно.
— И ты тоже.
— Старый стал?
— Нет. Мужественный.
— Платон ставит мужество на последнее место в ряду других добродетелей…
Она как будто не слышала.
— Ты цельный человек, Саша, — сказала потом убеждённо. — Уверенный в себе. Хорошо это. Нужно.
В словах этих он уловил укор тому, другому. Не цельному. Что ж, в оценке своего мужа она права, Саша ведь тоже узнал Виталия с другой, так сказать, стороны.
Он осторожно спросил:
— Муж приедет?
— Нет. Он в Москве.
— Ты сообщила ему?
— Да.