Последний год   ::   Зуев-Ордынец Михаил

Оджибвеи называли и имя этого вождя и пророка, но я забыл.

— Гайавата? — быстро спросил Брентвуд.

— Верно, мой лейтенант! Гайавата! — воскликнул Ламмерс. — А вы от кого слышали о Гайавате? Тоже от индейцев?

— Нет. Я услышал о Гайавате от нашего американского поэта. Он написал чудесную поэму о легендарном индейском вожде.

— Вы знаете эту поэму, лейтенант? Прочитайте ее нам, — умоляюще посмотрел на Брентвуда канадец.

— Не знаю, Жюль. Разве что несколько строчек…

Глядя со светлой улыбкой на расстилающийся кругом, сияющий, цветущий, буйствующий красками мир, лейтенант прочитал негромко:

Это голос дней минувших,

Голос прошлого манящий

К молчаливому раздумью,

Говорящий так по-детски,

Что едва уловит ухо…

— А вот еще несколько строк:

И молился Гайавата

Не о ловкости в охоте,

Не о славе и победах,

Но о счастии, о благе

Всех племен и всех народов..

…Погребен топор кровавый,

Погребен навеки в землю

Тяжкий, грозный томагаук,

Позабыты клики битвы, —

Мир настал среди народов.

Мирно мог теперь охотник

Строить белую пирогу,

На бобров капканы ставить

И ловить сетями рыбу [85]

— Это очень хорошо, — растроганно сказал Уомбл, когда Брентвуд замолчал. — Но это легенда и… как вы сказали, лейтенант? Поэма, да? А я рассказал вам правду.