Последний год   ::   Зуев-Ордынец Михаил

Айвика подняла голову, вглядываясь, а когда узнала касяка, густой вишневый румянец залил ее лицо. Андрей сел на упавшее дерево, по ттынехскому обычаю молча, без приветствий. Девушка так низко склонилась над работой, что он видел теперь только тонкий ровный пробор на ее черноволосой головке. Она снимала мездру с изнанки шкурки, соскребая ее пеколкой — тонким серповидным ножом. Индейцы зовут пеколку «женским ножом», а женщины кроят им шкуры быстрее и безошибочнее, чем русские портнихи ножницами. Кончив мездрить шкурку, она отбросила ее и, подняв нового бобра из лежавших у ее ног, начала обдирать его.

Андрей, пошевелив ногой лежавших на земле бобров, выбрал крупного самца и тоже начал шкурить его. Работая, он заметил, что Айвика смотрит на него искоса, сторожким взглядом. Так смотрит с ветки на идущего внизу охотника не пуганная, но все же осторожная белочка. Он невольно улыбнулся: в ней было много от хорошенького милого зверька. Когда Андрей встряхнул ободранную шкурку, она сказала одобрительно:

— Ты обдираешь бобра, как ттынех.

Андрей обдирал бобров на индейский манер, от головы к хвосту.

— Так удобнее, шкурка не рвется, — ответил он и поднял голову.

Теперь она глядела на него, не таясь, сначала смущенно, а потом с бесхитростным женским любопытством. Глаза ее, лукавые, живые и веселые, были глазами ребенка, но в строгих губах маленького рта было что-то настойчивое и по-взрослому серьезное. Они одновременно опустили глаза, оба чем-то смущенные.

— Ты смелая.