JК
Последний римский трибун :: Бульвер-Литтон Эдвард Джордж
Страница: 393 из 516Будь расторопен, Альварес. Узнай, что заставляет Чезарини интересоваться судьбой заключенного. Собери также всевозможные сведения о ней самой, об ее происхождении, состоянии, родстве. Ты понимаешь меня? Хорошо. Еще одна предосторожность: я не давал тебе никакого поручения, никаких сношений со мной. Ты один из должностных лиц тюрьмы, или папы, – как хочешь. Дай мне четки, зажги лампаду перед распятием; положи вон ту власяницу под оружием. Я хочу, чтобы казалось, будто бы я намеренно ее скрываю! Скажи Гомезу, что доминиканский проповедник может войти.
– Эти монахи усердны, – говорил кардинал сам с собой, когда, исполнив его приказания, Альварес удалился. – Они готовы сжечь человека, только бы на библии! Они стоят того, чтобы их задобрить, если тройная корона действительно стоит того, чтобы приобрести ее. Если бы она была на мне, то я бы прибавил к ней орлиное перо.
И погруженный в пламенные мечты о будущем, этот отважный человек забыл даже предмет своей страсти.
Чезарини была одна, когда от кардинала прибыл посланный; она тотчас же отпустила его с запиской, состоявшей из нескольких строк благодарности, которая, казалось, преодолела всю осторожность, какой холодная синьора обыкновенно ограждала свою гордость. Она потребовала к себе пажа Анджело.
Молодой человек вошел. Комната была темна от теней приближающейся ночи, и он смутно различал очертание величавого стана синьоры; но по тону ее голоса заметил, что она глубоко взволнована.
– Эти монахи усердны, – говорил кардинал сам с собой, когда, исполнив его приказания, Альварес удалился. – Они готовы сжечь человека, только бы на библии! Они стоят того, чтобы их задобрить, если тройная корона действительно стоит того, чтобы приобрести ее. Если бы она была на мне, то я бы прибавил к ней орлиное перо.
И погруженный в пламенные мечты о будущем, этот отважный человек забыл даже предмет своей страсти.
Чезарини была одна, когда от кардинала прибыл посланный; она тотчас же отпустила его с запиской, состоявшей из нескольких строк благодарности, которая, казалось, преодолела всю осторожность, какой холодная синьора обыкновенно ограждала свою гордость. Она потребовала к себе пажа Анджело.
Молодой человек вошел. Комната была темна от теней приближающейся ночи, и он смутно различал очертание величавого стана синьоры; но по тону ее голоса заметил, что она глубоко взволнована.