Страница:
142 из 502
— Сторговался, хмырь, — орала Купавка, — сторговался, коровенку взял.
— Да ни в жисть, — вопил Жердь, — что ты, родненькая!
— Слыхала я, как ты с ним рядился.
Долго из Жердевой избы раздавались нечеловеческие вопли. Никто из артельщиков не решался разнять сродственников, хотя многие слышали и многие понимали, что происходит за высоким тыном. Только переговаривались тихо:
— Люта девка.
— Большуха, одним словом.
— А наш-то на большака не тянет.
— Так ведь и не надо, атаман он.
— Эх, была бы рожей пригожа, ей-богу, женился бы...
— А я бы поостерегся.
— Чо так?
— А ты что, с ней еще не это?!
— Не...
— Повезло!
— Чего это, повезло?!
— Так она же, ежели чего не по ней, опосля так мужика лупцует, живого места не оставляет.
— Так вот ты чего тогда отлеживался...
— Эх, ядрена лапоть, бедует девка. Видать, любовя мимо прошла.
— Ниче, встретит еще, тады и перебесится. С ними, с бабами, завсегда так.
* * *
Начало осени Года Смуты. Лютовка
Кукша тот день надолго запомнил. Пасмурный был денек, хмурый. Из леса несло нечистью. Бывает так — не болотом, не зверьем каким, а чем-то, от чего с души воротит. Над елками с самого утра кружило воронье, надсаживалось граем. Следующей ночью полнолуние, а значит, предстоит окропить древеса истукановы горячей кровью. Но жертва все еще не выбрана.
Переусердствовал Кукша — отвадил от селения пришельцев. Еще бы не отвадить, когда всех их приносили в жертву.
|< Пред. 140 141 142 143 144 След. >|