Страница:
226 из 502
Любомир с Алатором переглянулись и,схватив по венику, принялись кромсать их ножами.
— Отлезьте, изверги, — схватился за глаза Степан-банник, — очи не трожьте, пожгу...
— Ветви, ветви ломай, — заорал Степан, — склизкий он, весь в поту, вывертывается...
Воины принялись обдирать веники, как кур на пуховые перины.
— Ох-те мне! — извивался Степан-банник. — Ой, болюшки...
— Спрошайте, спрошайте, — крикнул Степан, — вроде угоманивается. Построже с ним...
Любомир перестал терзать веник, вновь откашлялся и принялся материться, да столь изощренно, что Степан невольно заслушался. Бывший тиун поминал и банника, и родную маму банника, и родного батюшку; выражал мнение, что уважающая себя нежить на природе живет, а не в таком дурном месте, как баня. И другое: дядька-банник, може, вовсе и не дядька-банник, а тетка-баба, потому как ведет себя хуже бабы. Да не просто баба, а челядинка, от рук отбившаяся. И что с ним, как с дурной челядинкой, и поступать надобно, да всей дружиной... И что ежели банник не ответит на поставленные вопросы, то Любомир будет не Любомиром, ежели не приведет в эту халупу, в которой живет банник-баба-челядинка, всю варяжскую дружину, и тогда у банника будут болеть не только глаза его бесстыжие, но и все другие места... И он не то что париться, с лавки подняться не сможет. А ежели ответит, так и быть, пущай живет себе в целости и здоровости, но коли пакостить станет, то сильно пожалеет о том, что появился на белом свете.
|< Пред. 224 225 226 227 228 След. >|