Страница:
37 из 178
Покатили бы по холодку денежки наши кровные прожирать, это дело нехитрое при таких аппетитах, на них никаких денег не напасешься, жрут, как будто сто лет не ели, оглоеды! Для вашей утробы, что ли, Колька всю жизнь за прилавком стоял? Вяжите его, гада! Пусть все убираются отсюда! — заплакала Люба.
— Ладно, одевайтесь, Фомичев, — сказал Николаев. — Пора нам. А ты, Костя, сходи к соседке все же, она у нас на сегодня на двенадцать часов повесткой вызвана, но мы можем и здесь поговорить Гусев подошел к двери Веры Александровны, постучал, дернул за ручку, но было заперто. И ни звука за дверью.
— Ушла, наверное, в магазин, — предположил Гусев, заходя в комнату.
— Никуда не ушла! Боится просто открывать. Запугали они ее, эти гости дорогие, вот и не открывает.
Вы стучите сильнее, Константин Иванович, — посоветовала Люба.
Стучать, однако, Гусев больше не стал. Два молчаливых дюжих милиционера увели Ивана Фомичева.
— Мы вас вызовем, Любовь Михайловна, — пообещал Гусев.
— Вы его там как следует, Константин Иванович, не церемоньтесь с ним!
Когда представители органов покинули квартиру, воцарилось гробовое молчание. Никто не знал, что сказать. Нарушила молчание вошедшая Наташа. Она была одета, причесана.
— Я пошла на работу, мама, — сказала она тихо, не обращая внимания на сидящую на ее кровати растрепанную старуху, сжавшую пудовые кулачищи, и балдеющего на матраце на полу похмельного Григория. — И так опаздываю.
— Ты хоть позавтракала, Наташа? — крикнула ей вдогонку Люба.
— Я не хочу есть.
|< Пред. 35 36 37 38 39 След. >|