Сибирский аллюр   ::   Вронский Константин

А Лупин все еще бегал по берегу, кричал, надеялся, что появится тот, кто скажет ему: «Ну да, да, мертва она, твоя Марьяшка! Казаки насмерть зарубили, не мучалась…»

Как бы не так: Марьяшку никто не видел, да и никто не верил, глядя на бушующее пламя, что Лупин когда-нибудь услышит о своей дочери.

– Пойду искать, – внезапно решился Лупин, когда на берег устало наползла ночь. – И не держите меня!

Никто и не думал даже. Есть только две вещи на свете, способные превратить любого крепкого мужика в юродивого: геройство и отцовская любовь. Погеройствовать Лупин уже успел… Так чего его удерживать-то, если он еще и вторую глупость на вкус попробовать собрался? Мужики посвистели ему вслед, довольные уже тем, что все еще живы, да и женки вернулись. Ну, отстроят сельцо заново, вновь назовут «Новым» – в девятый уж раз, если поп не врет. А казачий набег тоже какое-никакое разнообразие в серой жизни холопа на Волге. Буря, которая почти что мимо пролетела. Да и церковь спаслась… Это ли не перст Божий?

Ночью, когда родное пепелище действительно превратилось в пепелище, жутковатое и безлюдное, Александр Григорьевич Лупин тихо проскользнул в село, чтобы отыскать дочь.

Казаки спали, только караульные, сидя, кемарили около лошадей. Лупин, крадучись, подобрался поближе. Марьянки нигде не было, ее белокурую головенку он увидел бы еще издалека.

Сердце Лупина болезненно сжалось. «Она там, видать, сгорела, – в ужасе подумал он. – Она защищалась, не позволяла себя снасильничать, вот ее и убили. Настоящая Лупина, моя кровь…»

Он уткнулся лицом в траву, вдыхая запах земли и в отчаянии понимая, что потерял свою дочь.