JК
Смертельные враги :: Зевако Мишель
Страница: 433 из 543Ясно было одно: уверенность эта у него была, а об ее корнях он не задумывался.
Любой другой на его месте стал бы осторожничать с Фаустой и не открывать ей своих мыслей. Но Пардальян был человек искренний, можно даже сказать, простодушный, его правдивость иногда прямо-таки обескураживала. И не его вина, если эти откровенность и прямодушие воспринимались иными как дипломатичность, хитрость, а то и пронырливость. Это объяснялось единственно тем, что большинство изворотливых натур невосприимчивы к доброте и искренности.
Пардальян считал, сам не зная почему, что ему удастся избегнуть чудовищной смерти, уготованной ему Фаустой. Он так полагал и так сказал, даже не задумываясь о печальных последствиях, которые могла иметь его откровенность.
Итак, вновь обретя способность рассуждать, он ничуть не удивился тому, что яд на него не подействовал, и съехидничал:
– Да, не везет госпоже Фаусте со мной! Не надолго хватило ее яда. А ведь я ее предупреждал! Теперь мне ничего не остается, как осуществить вторую часть моего предсказания и выйти отсюда живым и невредимым прежде, чем меня одолеют голод и жажда. Что ж, придется мне опять расстроить госпожу Фаусту; она, право, слишком уж милостива ко мне, так и осыпает благодеяниями.
«Выйти отсюда» – сказал шевалье; однако же как это сделать? Есть ли выход? И Пардальян прошептал:
– Посмотрим! Последние сутки я только и делаю, что воюю со всяческими хитрыми механизмами, которые столь любезны сердцу господина Эспинозы.
Любой другой на его месте стал бы осторожничать с Фаустой и не открывать ей своих мыслей. Но Пардальян был человек искренний, можно даже сказать, простодушный, его правдивость иногда прямо-таки обескураживала. И не его вина, если эти откровенность и прямодушие воспринимались иными как дипломатичность, хитрость, а то и пронырливость. Это объяснялось единственно тем, что большинство изворотливых натур невосприимчивы к доброте и искренности.
Пардальян считал, сам не зная почему, что ему удастся избегнуть чудовищной смерти, уготованной ему Фаустой. Он так полагал и так сказал, даже не задумываясь о печальных последствиях, которые могла иметь его откровенность.
Итак, вновь обретя способность рассуждать, он ничуть не удивился тому, что яд на него не подействовал, и съехидничал:
– Да, не везет госпоже Фаусте со мной! Не надолго хватило ее яда. А ведь я ее предупреждал! Теперь мне ничего не остается, как осуществить вторую часть моего предсказания и выйти отсюда живым и невредимым прежде, чем меня одолеют голод и жажда. Что ж, придется мне опять расстроить госпожу Фаусту; она, право, слишком уж милостива ко мне, так и осыпает благодеяниями.
«Выйти отсюда» – сказал шевалье; однако же как это сделать? Есть ли выход? И Пардальян прошептал:
– Посмотрим! Последние сутки я только и делаю, что воюю со всяческими хитрыми механизмами, которые столь любезны сердцу господина Эспинозы.