JК
Для добавления закладки необходимо войти на сайт или пройти простую регистрацию.
Старая тетрадь :: Шпанов Николай Николаевич
Страница: 1 из 110Аннотация: Содержание:
Над полюсом.
Охотник со Свальбарда.
Джимми.
Удар ножа.
---------------------------------------------
Николай Николаевич Шпанов
Старая тетрадь
(цикл рассказов)
Недавно я неожиданно для себя нашел записную книжку, которую считал потерянной. То была старая, очень потрепанная книжка, со страничками, носящими следы дождя, размывшего буквы, с корявыми строками то пером, то карандашом, разбегающимися вдоль и поперек от морской качки, дрожащими, словно в ознобе, от толчков автомобиля на ухабах. С потемневшего фото, заложенного между листками, на меня глянуло худое лицо Арву Митонена. Его глаза усмехались в добродушном прищуре. К вискам стягивались пучочки морщин. Фото было мутное, покрытое пятнами сырости, но мне так и чудилось, будто я снова вижу не клочок серой фотографической бумаги, — выцветшей в походных невзгодах, с краями, обглоданными временем, — а пылающую начищенной медью кожу Арву, вижу прозрачную, как излом на льдинке, голубизну его глаз. И, право, я готов был поклясться, что на моей ладони сохранилось тепло его большой шершавой руки, — настолько отчетливо я представлял себе ее пожатие, всегда такое крепкое, как-то по-особенному обещающее дружбу. Словно, здороваясь или прощаясь с вами, он этим подчас безмолвным прикосновением говорил: «Что бы там ни случилось, а у тебя есть друг — это я, Арву Митонен».
Над полюсом.
Охотник со Свальбарда.
Джимми.
Удар ножа.
---------------------------------------------
Николай Николаевич Шпанов
Старая тетрадь
(цикл рассказов)
Недавно я неожиданно для себя нашел записную книжку, которую считал потерянной. То была старая, очень потрепанная книжка, со страничками, носящими следы дождя, размывшего буквы, с корявыми строками то пером, то карандашом, разбегающимися вдоль и поперек от морской качки, дрожащими, словно в ознобе, от толчков автомобиля на ухабах. С потемневшего фото, заложенного между листками, на меня глянуло худое лицо Арву Митонена. Его глаза усмехались в добродушном прищуре. К вискам стягивались пучочки морщин. Фото было мутное, покрытое пятнами сырости, но мне так и чудилось, будто я снова вижу не клочок серой фотографической бумаги, — выцветшей в походных невзгодах, с краями, обглоданными временем, — а пылающую начищенной медью кожу Арву, вижу прозрачную, как излом на льдинке, голубизну его глаз. И, право, я готов был поклясться, что на моей ладони сохранилось тепло его большой шершавой руки, — настолько отчетливо я представлял себе ее пожатие, всегда такое крепкое, как-то по-особенному обещающее дружбу. Словно, здороваясь или прощаясь с вами, он этим подчас безмолвным прикосновением говорил: «Что бы там ни случилось, а у тебя есть друг — это я, Арву Митонен».