JК
Сын шевалье :: Зевако Мишель
Страница: 856 из 872Мертвенно бледные губы его зашевелились, не в силах произнести ни единого звука — он мог теперь только ожидать решения Жеана.
Жеан услышал слова посланца и все понял. Он посмотрел сначала на Бертиль, улыбавшуюся ему, а затем на Пардальяна, глядевшего на него пристально и с холодным выражением на лице.
Сделав знак троим храбрецам, которые немедленно отошли от своего пленника, он сказал:
— Спасайся, Кончини! Беги, я дарю тебе жизнь!
Улыбка Бертиль стала еще более нежной, а в холодном взоре Пардальяна зажегся огонек.
Кончини, озираясь в смятении, пробормотал:
— От меня этого не жди! Я тебя никогда не пощажу!
— Вне всякого сомнения, — промолвил Жеан тоном величайшего презрения. — Спасайся! Несмотря ни на что, я дарю тебе жизнь.
И Кончини исчез — не столько из страха перед неизбежным арестом, сколько пытаясь бежать как можно дальше от этих слов, обжигающих, словно пощечина.
А Жеан, обращаясь к Бертиль, с невероятной нежностью произнес только:
— Пойдемте!
Бертиль послушно двинулась вперед, с восхитительной доверчивостью глядя на Жеана.
Пардальян и его сын, заняв место по правую и по левую руку от девушки, направились к двери, которую пытались взломать люди начальника полиции. Замыкали шествие Каркань, Эскаргас и Гренгай со шпагами наголо. Все были покрыты пылью и кровью, одежда висела на них клочьями, но глаза сверкали такой решимостью, что перед ними отступили бы храбрейшие из храбрых.
Жеан, отомкнув засовы и сняв цепи, широко распахнул дверь.
Жеан услышал слова посланца и все понял. Он посмотрел сначала на Бертиль, улыбавшуюся ему, а затем на Пардальяна, глядевшего на него пристально и с холодным выражением на лице.
Сделав знак троим храбрецам, которые немедленно отошли от своего пленника, он сказал:
— Спасайся, Кончини! Беги, я дарю тебе жизнь!
Улыбка Бертиль стала еще более нежной, а в холодном взоре Пардальяна зажегся огонек.
Кончини, озираясь в смятении, пробормотал:
— От меня этого не жди! Я тебя никогда не пощажу!
— Вне всякого сомнения, — промолвил Жеан тоном величайшего презрения. — Спасайся! Несмотря ни на что, я дарю тебе жизнь.
И Кончини исчез — не столько из страха перед неизбежным арестом, сколько пытаясь бежать как можно дальше от этих слов, обжигающих, словно пощечина.
А Жеан, обращаясь к Бертиль, с невероятной нежностью произнес только:
— Пойдемте!
Бертиль послушно двинулась вперед, с восхитительной доверчивостью глядя на Жеана.
Пардальян и его сын, заняв место по правую и по левую руку от девушки, направились к двери, которую пытались взломать люди начальника полиции. Замыкали шествие Каркань, Эскаргас и Гренгай со шпагами наголо. Все были покрыты пылью и кровью, одежда висела на них клочьями, но глаза сверкали такой решимостью, что перед ними отступили бы храбрейшие из храбрых.
Жеан, отомкнув засовы и сняв цепи, широко распахнул дверь.