JК
Умытые кровью. Книга II. Колыбельная по товарищам :: Разумовский Феликс
Страница: 331 из 360Такой будет за свое добро держаться до последнего, зубами и когтями. А впрочем, плевать. Пускай держится чем хочет…
Локомотив между тем дал гудок и, набирая скорость, повлек состав сквозь непогоду. Снова застучали колеса, поплыли за окном объятые тьмой поля, перелески, рано засыпающие сельские домики. И Граевский опять заснул, словно в омут погрузился в вязкую, без сновидений дрему. Ни образов, ни мыслей, ни желаний. Как будто умер без мучительства на время…
Разбудил его негромкий женский голос, довольно мелодичный, на русском.
– Ой, да тут еще кто-то есть!
– Не обращай внимания, кукла. Этот французишка пьян, как свинья, и спит, как бревно.
Второй голос, мужской, принадлежал попутчику Граевского, тот также бегло изъяснялся на русском, но в какой-то властной, отвратительной манере.
– Ну все, хорош ломаться, раздевайся. Стеснительных шлюх мне только не хватало.
Чувствовалось, что он уже как следует приложился к бутылке. И не один раз.
Раздался требовательный звук шлепка, и женщина негромко охнула. Затем дробно разлетелись кнопки, тихо зашуршала ткань, и воздух в купе наполнился сложной гаммой запахов – простеньких духов, пудры, женской, чисто вымытой кожи, пота, нестиранных мужских носков. Послышалась любовная возня, с готовностью упало тело, и к муторному стуку колес добавилось скрипение дивана. Такое же мерное, монотонное, навевающее тоску.
Локомотив между тем дал гудок и, набирая скорость, повлек состав сквозь непогоду. Снова застучали колеса, поплыли за окном объятые тьмой поля, перелески, рано засыпающие сельские домики. И Граевский опять заснул, словно в омут погрузился в вязкую, без сновидений дрему. Ни образов, ни мыслей, ни желаний. Как будто умер без мучительства на время…
Разбудил его негромкий женский голос, довольно мелодичный, на русском.
– Ой, да тут еще кто-то есть!
– Не обращай внимания, кукла. Этот французишка пьян, как свинья, и спит, как бревно.
Второй голос, мужской, принадлежал попутчику Граевского, тот также бегло изъяснялся на русском, но в какой-то властной, отвратительной манере.
– Ну все, хорош ломаться, раздевайся. Стеснительных шлюх мне только не хватало.
Чувствовалось, что он уже как следует приложился к бутылке. И не один раз.
Раздался требовательный звук шлепка, и женщина негромко охнула. Затем дробно разлетелись кнопки, тихо зашуршала ткань, и воздух в купе наполнился сложной гаммой запахов – простеньких духов, пудры, женской, чисто вымытой кожи, пота, нестиранных мужских носков. Послышалась любовная возня, с готовностью упало тело, и к муторному стуку колес добавилось скрипение дивана. Такое же мерное, монотонное, навевающее тоску.