JК
Вечера с историком :: Сабатини Рафаэль
Страница: 37 из 283Уверен ли ты, раб, что не дал маху? Уверен или нет?
Зловещая повадка царя, свирепое выражение его лица потрясли Отрепьева, но он нашел в себе силы ответить:
— Увы, твое высочество, не мог я ошибиться. Я уверен.
Борис хмыкнул и раздраженно поерзал в кресле. Его наводящие ужас глаза недоверчиво смотрели на Отрепьева. Разум царя достиг того состояния, в котором человек уже никому и ничему не верит.
— Врешь, собака! — злобно зарычал Борис.
— Твое высочество, клянусь…
— Врешь! — заорал царь. — И вот тебе доказательство. Признал бы его Сигизмунд Польский, будь он тем, кем ты его называешь? Разве не подтвердил бы Сигизмунд мою правоту, когда я разоблачил монаха-расстригу Гришку Отрепьева, будь я действительно прав?
— Братья Нагие, дядья мертвого Дмитрия… — начал было Отрепьев, но Борис вновь оборвал его.
— Они признали его после Сигизмунда и после того, как я послал обличительную грамоту, да и то не сразу, а спустя долгое время, — заявил царь и разразился проклятиями. — Я утверждаю, что ты лжешь! Как смеешь ты, раб, хитрить со мной? Хочешь, чтобы тебя вздернули на дыбу и разорвали на части, или добром правду скажешь?
— Государь! — вскричал Отрепьев, — я верно служил тебе все эти годы.
— Говори правду, раб, если надеешься сохранить шкуру свою! — загремел царь. — Всю правду об этом твоем грязном племяннике, если он на самом деле племянник тебе!
И Отрепьев в великом страхе наконец-то, выложил всю правду.
— Он мне не племянник, — признался боярин.
— Не племянник?! — в ярости взревел Борис.
Зловещая повадка царя, свирепое выражение его лица потрясли Отрепьева, но он нашел в себе силы ответить:
— Увы, твое высочество, не мог я ошибиться. Я уверен.
Борис хмыкнул и раздраженно поерзал в кресле. Его наводящие ужас глаза недоверчиво смотрели на Отрепьева. Разум царя достиг того состояния, в котором человек уже никому и ничему не верит.
— Врешь, собака! — злобно зарычал Борис.
— Твое высочество, клянусь…
— Врешь! — заорал царь. — И вот тебе доказательство. Признал бы его Сигизмунд Польский, будь он тем, кем ты его называешь? Разве не подтвердил бы Сигизмунд мою правоту, когда я разоблачил монаха-расстригу Гришку Отрепьева, будь я действительно прав?
— Братья Нагие, дядья мертвого Дмитрия… — начал было Отрепьев, но Борис вновь оборвал его.
— Они признали его после Сигизмунда и после того, как я послал обличительную грамоту, да и то не сразу, а спустя долгое время, — заявил царь и разразился проклятиями. — Я утверждаю, что ты лжешь! Как смеешь ты, раб, хитрить со мной? Хочешь, чтобы тебя вздернули на дыбу и разорвали на части, или добром правду скажешь?
— Государь! — вскричал Отрепьев, — я верно служил тебе все эти годы.
— Говори правду, раб, если надеешься сохранить шкуру свою! — загремел царь. — Всю правду об этом твоем грязном племяннике, если он на самом деле племянник тебе!
И Отрепьев в великом страхе наконец-то, выложил всю правду.
— Он мне не племянник, — признался боярин.
— Не племянник?! — в ярости взревел Борис.