JК
Женитьбы папаши Олифуса :: Дюма Александр
Страница: 67 из 263Я предъявил свое свидетельство, подписанное морским царем, и, вместо того чтобы искупатьсясамому, обливал водой других.
Капитан оказался славным малым: ром лился рекой. Я немного перебрал и, напевая, улегся спать в этаком, знаете, туманном состоянии. Продолжая напевать, я начал дремать и даже похрапывать, непроизвольно отмахиваясь от тараканов, которых принимал за летучих рыб. Внезапно мне почудилось, будто высокая фигура в белом, спустившись в люк, приблизилась к моей койке.
По мере ее приближения я все отчетливее узнавал Бюшольд; храпеть я, может быть, и не перестал, но что больше не пел — это уж точно.
«Ах так! — сказала она. — После того как ты два раза проломил мне череп, сначала коньком, потом подставкой для дров, ты не только не каешься и не пытаешься искупить свои грехи, но еще и напиваешься до бесчувствия!»
Я хотел ответить, но произошло что-то странное: теперь она говорила, а я онемел.
«Не старайся, — продолжала она. — Ты не только онемел, ты еще и парализован. Ну, попробуй встать, попробуй».
Проклятая Бюшольд прекрасно видела, что со мной делалось и какие нечеловеческие усилия я прилагал, чтобы выбраться из койки. Но моя нога гнулась не больше, чем фок-мачта, и без помощи кабестана я не мог сдвинуться с места.
Я сдался: лег в дрейф и оставался неподвижным, словно буек.
К счастью, можно было закрыть глаза и не смотреть на русалку: это было некоторым облегчением; но, к сожалению, нельзя было заткнуть уши, чтобы не слышать ее голоса.
Капитан оказался славным малым: ром лился рекой. Я немного перебрал и, напевая, улегся спать в этаком, знаете, туманном состоянии. Продолжая напевать, я начал дремать и даже похрапывать, непроизвольно отмахиваясь от тараканов, которых принимал за летучих рыб. Внезапно мне почудилось, будто высокая фигура в белом, спустившись в люк, приблизилась к моей койке.
По мере ее приближения я все отчетливее узнавал Бюшольд; храпеть я, может быть, и не перестал, но что больше не пел — это уж точно.
«Ах так! — сказала она. — После того как ты два раза проломил мне череп, сначала коньком, потом подставкой для дров, ты не только не каешься и не пытаешься искупить свои грехи, но еще и напиваешься до бесчувствия!»
Я хотел ответить, но произошло что-то странное: теперь она говорила, а я онемел.
«Не старайся, — продолжала она. — Ты не только онемел, ты еще и парализован. Ну, попробуй встать, попробуй».
Проклятая Бюшольд прекрасно видела, что со мной делалось и какие нечеловеческие усилия я прилагал, чтобы выбраться из койки. Но моя нога гнулась не больше, чем фок-мачта, и без помощи кабестана я не мог сдвинуться с места.
Я сдался: лег в дрейф и оставался неподвижным, словно буек.
К счастью, можно было закрыть глаза и не смотреть на русалку: это было некоторым облегчением; но, к сожалению, нельзя было заткнуть уши, чтобы не слышать ее голоса.