JК
Зима на разломе :: Динец Владимир
Страница: 162 из 214 — Приезжай скорее!
— Куда, к тебе домой?
— Да, мои родители в Хайфе!
Она жила в маленьком, увитом цветами особнячке на окраине — таксист-белорус уже начал вполголоса материться, когда мы наконец нашли ее переулок, взбегавший по склону холма. Наденька была такой же свеженькой и прелестной, как и в нашу первую встречу, и мы, черт побери, опять стерлись, вдобавок назавтра я едва не опоздал в Министерство (там принимают в течение часа два раза в неделю).
Сотрудницы министерства — дамы лет сорока-пятидести с потасканными лицами и презрительными складками у рта — не улыбались никому и разговаривали короткими отрывистыми фразами, словно надзирательницы концлагеря или школьные завучи.
— Верни «корзину абсорбции», — бросила мне одна из них, — и поезжай в свою Россию.
— Но я не брал «корзину».
Она захохотала. Пораженные невиданным зрелищем — смеющейся «пкидой»
(женщиной-клерком) из Министерства Абсорбции, все присутствующие изумленно воззрились на нас.
— Ну, рассмешил, — закатывалась она, — я всякое слыхала от этих русских, но такого… Ты что думаешь, мы тут глупее,чем ваши? Да кто в такое поверит?
Сейчас, конечно, все было бы по-другому. Но тогда словосочетание «новый русский»
еще только появилось, и даже самые богатые из иммигрантов не брезговали «корзиной».
— Как твоя фамилия, — спросила она, давясь лающим смехом, — надо запомнить.
— Динец.
Тут она заткнулась, как будто проглотила муху.
Дело в том, что в Израиле у меня был однофамилец: Симха Динец, начальник Сохнута — организации, занимающейся рекламой Израиля среди евреев других стран и их вывозом на «доисторическую родину».
— Куда, к тебе домой?
— Да, мои родители в Хайфе!
Она жила в маленьком, увитом цветами особнячке на окраине — таксист-белорус уже начал вполголоса материться, когда мы наконец нашли ее переулок, взбегавший по склону холма. Наденька была такой же свеженькой и прелестной, как и в нашу первую встречу, и мы, черт побери, опять стерлись, вдобавок назавтра я едва не опоздал в Министерство (там принимают в течение часа два раза в неделю).
Сотрудницы министерства — дамы лет сорока-пятидести с потасканными лицами и презрительными складками у рта — не улыбались никому и разговаривали короткими отрывистыми фразами, словно надзирательницы концлагеря или школьные завучи.
— Верни «корзину абсорбции», — бросила мне одна из них, — и поезжай в свою Россию.
— Но я не брал «корзину».
Она захохотала. Пораженные невиданным зрелищем — смеющейся «пкидой»
(женщиной-клерком) из Министерства Абсорбции, все присутствующие изумленно воззрились на нас.
— Ну, рассмешил, — закатывалась она, — я всякое слыхала от этих русских, но такого… Ты что думаешь, мы тут глупее,чем ваши? Да кто в такое поверит?
Сейчас, конечно, все было бы по-другому. Но тогда словосочетание «новый русский»
еще только появилось, и даже самые богатые из иммигрантов не брезговали «корзиной».
— Как твоя фамилия, — спросила она, давясь лающим смехом, — надо запомнить.
— Динец.
Тут она заткнулась, как будто проглотила муху.
Дело в том, что в Израиле у меня был однофамилец: Симха Динец, начальник Сохнута — организации, занимающейся рекламой Израиля среди евреев других стран и их вывозом на «доисторическую родину».