Золотая лихорадка   ::   Эмар Густав

Заметил или не заметил дон Корнелио протест индейца, но, во всяком случае, он не обратил на это никакого внимания и продолжал себе петь во весь голос.

— О-о-а! — произнес индеец, поднимая голову.

— Я был уверен, — отвечал дон Корнелио с веселой улыбкой, — что эта музыка вам понравится.

И он принялся еще усерднее выделывать фиоритуры.

Араукан встал, подошел к певцу и, слегка дотронувшись до плеча, сказал ему своим гортанным голосом с гримасой неудовольствия:

— Надо спать.

— Ба-а! Оставьте, вождь, музыка имеет волшебное действие, она заставляет забывать даже сон. Лучше послушайте-ка вот это:

Oh! Si yo naciera ciego! О!

Tu sin beldad nacieras!

Maldito sea el punto у… 55

Индеец, подавшись всем телом вперед и уставив глаза на испанца, по-видимому, с большим интересом слушал пение. Дон Корнелио ликовал, наслаждаясь тем впечатлением, которое, как ему казалось, производит музыка на эту первобытную натуру. Вдруг Курумилла вскочил, сжал испанца в объятиях и, подняв его на воздух, как маленького ребенка, перенес, не обращая внимания на сопротивление, в патио и, поставив на верхнюю закраину колодца, сказал:

— О-о-а! Здесь музыка хороша, — и, не прибавив больше ни слова, отправился в свое кварто, улегся на сарапе и моментально заснул.

В первую минуту дон Корнелио был так изумлен и смущен этим неожиданным событием, что растерялся. Он не знал, сердиться ему или смеяться над тем, как легко и просто компаньон избавился от его общества.