JК
Амур-батюшка :: Задорнов Николай Павлович
Страница: 963 из 967Савоська достал с нарт парус и натянул на жерди. Жерди он чуть склонил.
– Вот так шалаш – без потолка! – смеялся Васька.
Внутри развели костер. Дым уходил вверх. За парусом было тепло. Пламя отражалось от полотнища, грело воздух.
В ночь поднялась пурга.
Савоська кутался в шкуру и рассказывал сказки про собачью голову, которая катилась по тайге, про живые деревья со змеями вместо ветвей и про чертей, воевавших с лягушкой.
Уже было поздно, когда Савоська вдруг повеселел. Вверху в отверстие стала видна Большая Медведица.
– Вон амбар, – показал он, – а по-вашему, ковш! Надо спать. Хороший снег упал, легкий. Соболь наверху живет, шишки кушает, его след увидим, он будет бегать по снегу.
…Чуть брезжил рассвет, и черные горбы сопок начинали проступать из тьмы, собаки страшно выли.
Опять пили жир, ели мясо. Запрягли собак. Синим предрассветом начинался унылый, трудный путь.
Шли медленно. Снега задерживали ход груженых нарт.
– Вот сопка, где мы были, – показал Савоська в полдень.
Влево вся в снегу, как облако, высилась белая куполообразная гора. И не верилось Ваське, глядя отсюда, что он был там, на самой вершине. И все пешком!
Чем дальше, тем глуше и страшней были места, и Васькой владело то же чувство, что на Горюне, когда шли в завалах колодника между скал. На перевалах лес либо горелый, либо мелкий, попадался мертвый, сожженный ледяными ветрами на корню.
– Вот так шалаш – без потолка! – смеялся Васька.
Внутри развели костер. Дым уходил вверх. За парусом было тепло. Пламя отражалось от полотнища, грело воздух.
В ночь поднялась пурга.
Савоська кутался в шкуру и рассказывал сказки про собачью голову, которая катилась по тайге, про живые деревья со змеями вместо ветвей и про чертей, воевавших с лягушкой.
Уже было поздно, когда Савоська вдруг повеселел. Вверху в отверстие стала видна Большая Медведица.
– Вон амбар, – показал он, – а по-вашему, ковш! Надо спать. Хороший снег упал, легкий. Соболь наверху живет, шишки кушает, его след увидим, он будет бегать по снегу.
…Чуть брезжил рассвет, и черные горбы сопок начинали проступать из тьмы, собаки страшно выли.
Опять пили жир, ели мясо. Запрягли собак. Синим предрассветом начинался унылый, трудный путь.
Шли медленно. Снега задерживали ход груженых нарт.
– Вот сопка, где мы были, – показал Савоська в полдень.
Влево вся в снегу, как облако, высилась белая куполообразная гора. И не верилось Ваське, глядя отсюда, что он был там, на самой вершине. И все пешком!
Чем дальше, тем глуше и страшней были места, и Васькой владело то же чувство, что на Горюне, когда шли в завалах колодника между скал. На перевалах лес либо горелый, либо мелкий, попадался мертвый, сожженный ледяными ветрами на корню.