JК
Андреевский кавалер :: Козлов Вильям Федорович
Страница: 747 из 817Поднял обрез вверх, и вечернюю тишину распорол громкий выстрел. Эхо раскатисто аукнулось.
– Тятя, они снова придут? – придя в себя, спросил Дмитрий.
– Силен тот, кто валит, сильнее тот, кто поднимается, – ответил отец. – Эти, сынок, не подымутся…
– Ты никого не боишься, тятя?
– Боюсь, – серьезно ответил он. – Себя боюсь, Митя. Сколько живу на свете, а самого себя не знаю…
По дороге домой отец поучал:
– Хочешь одержать верх – первым, паря, нападай. Замешкаешься, смалодушничаешь – быть тебе биту! Рази думали-гадали они, с финкой-то и обрезом, что я окажу им сопротивление? Ни в жисть! Потому и побросали все, что получили отпор!
– Кто они?
– Известно кто – лихие люди! Не сеют, не пашут, есть-пить сладко хотят… за чужой счет! Вор думает, что все на свете воры. А теперь пусть знают, что красть вольно, да за это, бывает, и бьют больно!
Не изменил отец своему правилу – не ждать, пока его первого ударят, до конца своей жизни не изменил себе: сколько врагов положил, когда его дома брали! И уже на помосте, со связанными руками, ухитрился одного чуть не до смерти зашибить.
Таким отцом можно было гордиться, а вот похож ли на него он, Дмитрий?..
Рядом вдруг раздался знакомый голос:
– Здравствуй, Дмитрий!
Заросший мягкой русой бородкой, загорелый до черноты, перед Абросимовым стоял в порванной рубашке и мятых бумажных брюках Иван Васильевич Кузнецов.
– Тятя, они снова придут? – придя в себя, спросил Дмитрий.
– Силен тот, кто валит, сильнее тот, кто поднимается, – ответил отец. – Эти, сынок, не подымутся…
– Ты никого не боишься, тятя?
– Боюсь, – серьезно ответил он. – Себя боюсь, Митя. Сколько живу на свете, а самого себя не знаю…
По дороге домой отец поучал:
– Хочешь одержать верх – первым, паря, нападай. Замешкаешься, смалодушничаешь – быть тебе биту! Рази думали-гадали они, с финкой-то и обрезом, что я окажу им сопротивление? Ни в жисть! Потому и побросали все, что получили отпор!
– Кто они?
– Известно кто – лихие люди! Не сеют, не пашут, есть-пить сладко хотят… за чужой счет! Вор думает, что все на свете воры. А теперь пусть знают, что красть вольно, да за это, бывает, и бьют больно!
Не изменил отец своему правилу – не ждать, пока его первого ударят, до конца своей жизни не изменил себе: сколько врагов положил, когда его дома брали! И уже на помосте, со связанными руками, ухитрился одного чуть не до смерти зашибить.
Таким отцом можно было гордиться, а вот похож ли на него он, Дмитрий?..
Рядом вдруг раздался знакомый голос:
– Здравствуй, Дмитрий!
Заросший мягкой русой бородкой, загорелый до черноты, перед Абросимовым стоял в порванной рубашке и мятых бумажных брюках Иван Васильевич Кузнецов.