Арфа и тень   ::   Карпентьер Алехо

На следующий день ко мне пришли моряки, чтоб сказать мне – сначала в умоляющем тоне, потом все резче, резче и резче, потом уж просто грубо, – что не могут больше выдерживать такое долгое плаванье, что много неудобств и лишений, что сухари и солонина червивеют, что на судах многие больны, что в душах уныние и нет охоты плыть дальше и что уж время отказаться от этого предприятия, которому не видно конца и которое ни к чему хорошему не приведет. Употребив всю свою энергию и не меньшее красноречие, чем то, с каким убеждал я королей, теологов и ученых мужей, и даже слегка пригрозив виселицей – без особого нажима, обиняком, метафорически – самым непочтительным и непокорным, я развернул пред ними такую картину богатства и изобилия, уже готовую показаться на горизонте, прося всего еще три-четыре дня, чтоб показать ее, что мне удалось усмирить бурю голосов, обрушивавшуюся на меня под лукавым взглядом Мартина Алонсо – он что-то мне все больше и больше не нравился, – который говорил мне: «Повесь их… повесь их…» – заведомо зная, что, если я решусь приказать, чтоб одного из них повесили, никто мне не повинуется – и меньше всего проклятые галисийцы и бискайцы, которых я, на свою беду, взял с собою, так что я в одну секунду потеряю весь свой авторитет, власть да и стыд (и этого, возможно, как раз и хотел Мартин Алонсо)… Я знал тем не менее, что теперь дни моего плаванья сочтены.