Азеф   ::   Гуль Роман

Каляев писал. Но вдруг обернулся, вскочил. – «Где же шляпа? – проговорил он, – где моя шляпа? она была тут, – он шарил по постели, – ах, вот она», – и схватив шляпу сделал шаг к Федорову.

– Я написал. Чего ж мы ждем? Пойдемте, чем скорее, тем лучше. – Каляев в локте сжал руку Федорова, но смотрел мимо него, на огонь лампы.

– Может быть вам что-нибудь передать?

– Передать? – сказал Каляев, как в забытьи. – Не знаю, что передать? Я никому зла не сделал, любил людей, за них умираю, что же передать? Главное не забудьте, что я не унизился просьбой о помиловании. А нет, впрочем это неделикатно, лучше: – остался силен и не просил помилования, – улыбнулся блестящими глазами Каляев.

– Но у вас же есть мать? Я передам.

– Передадите? – забормотал Каляев, – сейчас. Он писал, рвал, бросал. Закрыл лицо руками, просидев так несколько секунд, потом оторвавшись, стал снова писать:

«Дорогая незабвенная моя мать! Итак я умираю! Я счастлив за себя, что с полным самообладанием могу отнестись к своему концу. Пусть же ваше горе, дорогие мои, все: – мать, братья, сестры потонет в лучах того сияния, которым светит торжество моего духа. Прощайте, привет всем от меня кто знал и помнит. Завещаю вам: храните в чистоте имя моего отца. Не горюйте, не плачьте. Еще раз прощайте, я всегда с вами.

Иван Каляев»

Промокнув грязной промокашкой несколько раз, Каляев передал письмо.

– Теперь я спокоен, пойдемте, пойдемте скорее.