Азеф   ::   Гуль Роман

За то, что так дальше нельзя работать. За то, что Рачковский намекает провалить. За кишиневский погром.

В коридоре раздались шаги. Приняв решение, Азеф был уже спокоен. Но при входе Ратаева принял прежнее, насупленное выражение.

Ратаев вошел с подносом. Изящной фигурой напоминал о кавалерии. С чашками, кофейниками, сухарями был даже уютен. И странно предположить, что пожилой, легкий кавалерист, с подносом, ведет борьбу с террористами.

– Выпьем-ка кофейку, парижский еще, да вот потолкуем, как всяческого зла избежать. Я тут же обо всем напишу Лопухину. Милости прошу, – передавал Ратаев Азефу чашку стиля рококо с венчиком из роз по краям.

Азеф молча клал сахар, молча отхлебывал. Всё было решено. Он поставил точку, и точка стала его спокойствием.

– Видите ли, Евгений Филиппович, – говорил Ратаев, он любил самое дорогое, ароматное кофе, – вы так распалились из-за этого письма вашего Мовши, – улыбнулся Ратаев, – что я даже не возражал, а ведь, дружок, наговорили кой-чего оскорбительного. Да как же? Ну, друзья положим старые, во многом соглашусь даже, что правы. Конечно, у Зубатова никогда такого столпотворения не было. С вами, например, ряд ошибок грустнейших. Об аресте Клитчоглу я уж выяснил, это штучка полковника Кременецкого. У него есть такой наблюдательный агент, который врет ему, как сивый мерин, и они с ним, якобы, не утерпели. Всё, конечно, в пику мне делается, как вы знаете. И с пропажей документов, всё это есть. Но донос Рубакина совсем же не страшная вещь.