БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ   ::   Котов Александр Александрович

Амне все время надо родное, всякое - плохое и хорошее, только родное. Да разве только я один? Как-то Рахманинов жаловался: «Как же сочинять, - говорит, - если нет мелодии! Если я давно уже не слышал, как шелестит рожь, как шумят березы».

- Чебышев сказал: ты теперь принадлежишь всему миру, - сказал Алехин, воспользовавшись короткой паузой. - А если разобраться - никому.

- Я не могу больше писать, - продолжал свою мысль Куприн. - Не о чем. Иные притворяются, что и без родины можно. Притворяются… Я часами мечтаю о Москве. О моей милой, родной Москве. Трудно без родины. Даже цветы на родине пахнут по-иному. Их аромат более сильный, более пряный, чем аромат цветов за границей.

- А мне дорога в Москву теперь закрыта, - развел руками Алехин.

- Ничего, все можно поправить, - попытался успокоить собеседника Куприн. - Можно совершить глупость, только бы не умереть глупцом. Потом, у тебя есть шахматы, это язык интернациональный.

- Я много думал сегодня именно об этом, дорогой Александр Иванович, - с жаром произнес Алехин. - Кроме жизни реальной, есть еще прекрасная жизнь в искусстве. Сколько неудачников находили утешение и счастье в любимых занятиях, создавая произведения для будущего. А у меня так много интересных задач впереди. Вот я стал чемпионом мира. Что это, конец, завершение всего, что я мог сделать в шахматах? Ни в коем случае! Это только начало. Я должен подняться па еще большие высоты, свершить все, что я способен свершить в шахматном искусстве.