Бальтазар   ::   Даррел Лоренс

Дежурка была до отказа набита полицейскими, они говорили все одновременно, потели и сверкали — как по команде — белками глаз, этакий табунчик вороных в приступе черной меланхолии. На каменной скамье в одной из камер лежала древняя, худая как смерть старушонка в юбке, задранной выше пояса, — на тонких ножках зеленые носки на подвязках и черные матросские ботинки. Во всем районе не было света, и на выступе стены прямо над телом укрепили свечку: капли воска из-под неровного язычка пламени падали на морщинистую руку, начавшую уже застывать в жесте нелепом и театральном — как будто, стоя на сцене, он закрывал лицо от фальшивой актерской пощечины. Конечно, это был твой друг Скоби».

«Били его жестоко, прямо-таки ни единого живого места на теле и масса мелких осколков фаянса под кожей. Пока я его осматривал, рядом задребезжал телефон. Китс уже что-то разнюхал и взял след. Теперь оставалось только ждать: рано или поздно его видавший виды „ситроен“ все равно будет здесь. Угроза скандала приобретала все более зримые очертания, и страх прямо-таки окрылил Нимрода. „Надо снять с него эти тряпки!“ — прошипел он, и трость его заходила направо и налево по спинам набившихся было в камеру полицейских. „Да, конечно“, — сказал я, и пока Нимрод, отвернувшись, утирал с лица пот, я, как мог осторожно, раздел покойника. Работенка та еще, но некоторое время спустя старый греховодник лежал перед нами „нагой, как псалом“, как говорят греки. Один-ноль. Мы вытерли пот. В камере было не прохладней, чем в печке».