Беспокойная юность (Повесть о жизни - 2)   ::   Паустовский Константин

Хотя Гронский и рассказал мне в дороге, что, с тех пор как Польша тронулась с насиженных мест и начала \ уходить от войны, некоторым санитарным отрядам, в том числе и нашему, приказано заняться питанием и лечением беженцев, но я еще не представлял себе, как это делается.

-- Ни о чем никого не спрашивайте,-- сказал мне Романин.-- Действуйте так, как находите нужным. Деликатность свою выкиньте к дьяволу! Иначе толку не будет и вы расплатитесь за эту деликатность лишним десятком человеческих жизней.

Романин дал мне двух санитаров. На дворе корчмы при свете костра санитары забили тощую корову. Сухие ее рога воткнулись в землю. Кровь стояла лужами, не впитываясь в пыль.

Мы втроем разделали тушу. Подвернутые рукава моей новенькой гимнастерки намокли от крови.

Мы разрезали мясо и подвесили его к забору, чтобы оно немного провяло.

Пыль все сгущалась. Огни костров пылали оранжевыми пятнами. Потом зазвенели старые стекла в окнах корчмы, и вся она затряслась и заплясала.

Во двор вошел Гронский.

-- Прощайте, сын мой,-- сказал он, притянул меня за окровавленный рукав и поцеловал.-- Я еду в третий отряд: там плохо.

-- Что это гремит? -- спросил я.-- Опять обозы?

-- Это не обозы,-- ответил Гронский.-- Это отходит артиллерия. Ну, прощайте! Дай вам бог удачи. Не тяните с кормежкой. Это опасно, дитя мое.

Он снова поцеловал меня, повернулся и пошел со двора. Голова его была опущена. Казалось, что ему на шею давит ярмо.

Потом мы закладывали мясо в котлы. Грязная серая пена вспухала на вареве.