Беспокойная юность (Повесть о жизни - 2)   ::   Паустовский Константин

Привык попрошайничать. Мученье на фронте с собакой. Но бросить жалко -- сторож прекрасный.

Я погладил бульдога. Он взял зубами мою руку, минуту подержал, чтобы напугать меня, потом выпустил. Пес был, видимо, общительный.

Я долго лежал, закрыв глаза. Еще с детства я любил

так лежать, прикинувшись спящим, и выдумывать всякие необычайные случаи с собой или путешествовать с закрытыми глазами по всему миру.

Но сейчас мне не хотелось ни выдумывать, ни путешествовать. Я хотел только вспоминать.

И я вспоминал все пережитое вместе с Лелей и досадовал, что так долго мы жили рядом, но были далеки друг от друга. Только в Одессе, на Малом Фонтане, все стало ясным и для меня и для нее. Нет, пожалуй, раньше, когда мы сидели в бедной польской хате над рекой Вепржем и слушали сказку о жаворонке с золотым клювом. Нет, должно быть, еще раньше, в Хенцинах, когда лил дождь и Леля всю ночь сидела на табурете около моей койки.

Потом я вспомнил о Романине. Что случилось с ним? Почему он стал со мной так груб? Должно быть, в этом была моя вина. Я понимал, что мог раздражать его своей уступчивостью,-- ее он называл расхлябанностью,-- своей склонностью видеть хорошее иногда даже во враждебных друг другу вещах -- он называл это бесхребетностью. Для него я был "развинченным интеллигентом", и мне это было тем обиднее, что Романин только по отношению ко мне был так пристрастен и несправедлив. "Честное слово,-- говорил я себе,-- я совсем не такой".